Книга «Бесконечность»
Назад | Содержание | Дальше |
Глава 23. Дарий уходит(около двадцати шести 1)
Четыре месяца Дарий следил за происходящим в Персиде. А там Александр ждал известий о капитуляции. Но ни один из царей не получил ожидаемого: македонское войско разлагалось слишком медленно, а Персидский монарх не сдавался, хотя приличную армию так и не собрал и скифской помощи не дождался.
Когда подданные один за другим и целыми семьями побежали к Александру, а сын Артаксеркса Третьего, Бисфан, пролез в македонскую гвардию, Дарий осознал, пора прятаться и дожидаться более благоприятного момента для уничтожения «злейшего врага человечества». Осуществляя задуманное – бежал из Экбатан на северо-восток, прихватив с собой «немного золота» (семь тысяч талантов2) и «самые надежные войска» (личную гвардию, бактрийскую конницу и наемную пехоту3).
Предупрежденный перебежчиками о планах Дария, Александр отложил все дела и поспешил в Экбатаны, но помешать бегству не сумел – отвлекся на уничтожение дикарей — парэтаков и опоздал на три дня.
…
Пока один скакал к Гирканскому морю, другой в Экбатанах реализовал задумки прошедшей зимы: сложил с себя титулы «Гегемона эллинов» и «Стратега-автократора Эллады», а «войну отмщения» объявил законченной. Все эллины, кроме македонцев, подлежали демобилизации. Царь-победитель, имея избыток денежных средств, щедро расплатился со всеми демобилизованными и тут же приступил к формированию новой армии из согласных «идти до конца», но незамеченных в «чрезмерном чревоугодии».
Желающих торчать в Азии и искать «какой-то конец» набралось не так уж много, поскольку богатой добычи более не предвиделось: Экбатаны были последней сокровищницей окончательно сломленной Персии. Поэтому в действующей армии и во всех гарнизонах осталось менее двухсот тысяч солдат. Остальные с явным облегчением и удовольствием собирались домой.
И вдруг стало известно: Александр увеличил втрое жалование своим добровольцам. Началось брожение умов. Многие демобилизованные передумали и запросились обратно. Но Главнокомандующий никого не принял. Уволенных буквально вытолкали взашей, пообещав в утешение шанс вернуться «лет через пять – когда надоест сытая семейная жизнь».
– Выжал все соки и теперь выгоняет! – кричал какой-то солдатик вблизи царского дворца.
– Ты сам обменял их на перстни, унизав как гирляндою пальцы, – парировал подоспевший царь. – Так что иди домой и постарайся найти своим драгоценностям достойное применение.
…
В Экбатанах сплетались главные дороги Азии, поэтому именно здесь Александр организовал нечто вроде столицы или стационарного штаба.
За семью разноцветными стенами4 под охраной неприрученных хищников Великий царь царей спрятал все свои богатства. А рядом разместил «скотский городок», где помимо пяти тысяч племенных лошадей поселились две тысячи породистых верблюдов и тридцать семь слонов.
Охранять стратегические запасы и руководить Мидией был оставлен Парменион с шеститысячным гарнизоном. Здесь же оставался Гарпал – чеканить монету и финансировать все расходы. Вторым человеком в македонской армии («главным военным наместником Великого царя») был назначен Кратер.
Парменион сначала обиделся, но нашел, чем утешить себя: «Пора на покой. Пусть теперь с ним мучаются молодые!» Обретя в этих словах новый смысл жизни, старик перебрался во дворец, подаренный Александром (бывшую резиденцию всесильного Багоя), – и почувствовал себя хозяином собственной жизни.
* * *
Пользуясь задержкой преследователя в Экбатанах, Дарий решил посоветоваться с «умными людьми» и собрал их в Рагах. Вопрос был один: что все-таки делать?
«Уважая чувства» поверженного, предложить капитуляцию никто не решился. Хотя многие считали ее «единственно возможным выходом», а приглашенный в Раги Артабаз даже обещал своей дочери Барсин: «Всепобеждающий зять скоро получит Дария, живым и покорным». Но вместо того, чтобы уговаривать персидского царя покориться судьбе, «тесть Победителя», движимый долгом службы, стал рассказывать про «самое безопасное место» – скифские степи на севере, где под защитой эллинских наемников можно скрываться достаточно долго, не опасаясь скорого появления македонцев.
Визирь Набарзан насмешливо прервал «столь заботливого служаку»:
– Добрейший Артабаз так часто выдавал одну и ту же дочь за разных эллинов5, что стал думать, будто мужчины рождаются только в Элладе.
Я знаю, Великий государь, слова мои будут нестерпимо горьки для тебя. Но самое сильное снадобье – всегда самое горькое. Мудрый лекарь использует именно его, чтобы изгнать хворь, против которой бессильны средства, сладкие и приятные. Вспомним и то, что любой судовладелец в момент опасности доверяет свой корабль самому лучшему кормчему. Настало время и тебе, мой царь, прибегнуть к сильнодействующему средству и вверить судьбу Персии наилучшему из нас.
Я говорю о Бессе. Сегодня некому равняться с ним в силе и авторитете. Его хорошо знают и слушаются восточные правители. Он способен собрать большую армию, отстоять горные и пустынные области на Востоке, а со временем выкурить алчных европейцев из Азии. Я предлагаю доверить персидский трон Бессу! Персия, как солнце, снова взойдет на востоке.
Побагровевший Дарий выхватил кинжал и попытался ударить Набарзана. Но вскочившего царя схватили за руки собственные телохранители. Испуганный и беспомощный он повис как тряпичная кукла и отчаянно запричитал:
– Вы все предатели! Вы все перешли на сторону Зла!
– Нет, Дарий, Дух зла овладел только тобой. Ведь это ты пытаешься убить за разумный совет, как за государственную измену! Никто же не предлагал уступить этот трон навсегда! Бесс вернет тебе власть вместе с утраченными владениями. И тогда ты сумеешь оценить по достоинству и его доблесть, и мою мудрость.
– Измена!!! – орал Дарий, шустро переползая под защиту наемников-эллинов. Те встали стеной и не подпустили к Персу никого из его соотечественников. Лишь после этого заговорил истинный виновник случившегося – главнокомандующий восточной армии Бесс:
– Я прошу прощения у нашего царя Дария за то, что стал невольной причиной этого непристойного дебоша. Потому еще раз клянусь: буду служить тебе, Государь, вечно и предано. И предлагаю опрометчивому Набарзану присоединиться ко мне и прекратить распри перед лицом смертельной опасности, угрожающей всем нам и нашему царству.
Бесса поспешно поддержали все присутствующие вельможи, включая Набарзана. Дарий, скрепя сердце, принял повторные клятвы верности и ограничил приказом Бессу арестовать визиря-изменника и наказать собственными руками.
…
Два дня кипели страсти. Эллины-наемники, связанные обязательствами, не могли бросить своего нанимателя. Кроме того, Дарий был для них надеждой (хоть и призрачной) на возрождение свободной Эллады, а Бесс – таким же кровожадным деспотом, как и Враг-Македонец. Персидская гвардия тоже предпочитала остаться элитарным отрядом прежнего царя, а не изгоями при новом. Зато бактрийцы и другие всадники, массово прибывающие из восточных сатрапий, кричали, что пойдут только за Бессом.
На третий день Бесс прискакал к Дарию и сообщил: Набарзан сломался под пытками и готов выдать всех своих сообщников. Царь не утерпел и решил лично увидеть предателя, укрощенного палачами. Но среди бактрийских шатров навстречу царской колеснице неожиданно вынырнул довольный и ухоженный Набарзан, а Бесс ловко снес головы двум верным телохранителям царя. В грудь Дарию уперлись бактрийские пики.
– Ты жалкий трус! – выплеснул открывшийся «Главарь заговорщиков» пузырящуюся злобу. – Даже трон достался тебе не по воле Богов, не в награду за особую доблесть, а по прихоти коварного отравителя Багоя. Поэтому нет к тебе милости Ахурамазды. В этом причина всех наших несчастий.
Но довольно! Ты уже растерял все, что мог. Мои восточные земли я буду защитить сам! Если для этого придется отдать тебя Александру – отдам, не задумываясь. Ты его добыча. Если окажется, что ты не нужен и Македонцу – убью! А пока решается твоя судьба, посидишь в цепях. Заковать его!
Сомлевшего «арестованного» выдернули из колесницы и потащили к кузнецу.
…
Пленив «бывшего царя», Бесс довольно легко перетянул на свою сторону персидскую гвардию – предложил прежние места и новое, более высокое жалование. А «продажным европейцам» велел убираться и не мешать.
Наемники, уверенные в своем численном превосходстве, собирались отбить Дария или хотя бы забрать «честно заработанные деньги». Но обнаружили: за ночь армия Бесса разрослась до пятнадцати-двадцати тысяч всадников. Ждать, пока персы воспользуются своим перевесом, эллины не стали и ушли в горы, гордо именуя себя последователями «легендарных десяти тысяч».
А Бесс со своей конной ордой и закованным в цепи Дарием двинулся на восток сквозь Гирканские ворота6 и солончаковую пустыню Дашт-Кавир7.
* * *
Новую армию Александра вывели на ученья. Сам Главнокомандующий находился вблизи Экбатан в отряде Кена, когда появился Антибел – младший сын правителя Вавилонии Мазея в сопровождении знатных вавилонян, бежавших из-под Раг после дворцового переворота. Они и принесли Александру весть об аресте Дария.
– Ну, теперь он мой! – воскликнул царь.
– Это точно. Бесс готов обменять Дария на мир с тобой, – подтвердил Антибел.
– Я не собираюсь мириться с Бессом! И вообще не о том. Теперь бывшему персидскому царю одна дорога – объединиться со мной против мерзавцев, способных на такое подлое предательство.
Александр не стал дожидаться отлучившегося для фуражировки Кена – лично отобрал пятьсот лучших солдат, усадил их на самых выносливых лошадей и полетел спасать Дария. А Гефестиона отослал к Кратеру с приказом сворачивать учения и вести следом всю конницу.
…
До Раг отряд Александра проходил по двести пятьдесят стадий8 за один переход, до Гирканских ворот – по триста9, а потом до Тара10 – по четыреста11, делая перерывы только в самый разгар жары и с наступлением кромешной темноты. И никто не мог сообщить Бессу о преследователях, потому что не было способных обогнать Македонца.
Только в Таре Александр объявил первый длительный привал, потому что бешеный темп и кошмарная жара истощили силы лошадей и всадников.
Пока все отдыхали, царь наткнулся на эллина, служившего переводчиком при персидском дворе. Тот знал подробности пленения Дария, а также маршрут Бесса, убывшего накануне. Из рассказов толмача единственный слушатель неожиданно (даже для самого себя) сделал вывод: Дария держат в цепях за призывы смириться с неизбежным. «Неизбежное», как и водится, понял по-своему.
С трудом дождавшись рассвета, поднял свой отряд и поскакал наперерез заговорщикам – без передышек, оставляя по дороге слабеющих солдат и лошадей. Испепеляющий день казался бесконечным, и по пути не встретилось ни одного колодца. Поздним вечером солдаты перехватили каких-то крестьян и отобрали у них полкувшина мутной воды – всю воду отдали Александру. Но тот решительно отказался пить.
– Тогда веди нас! – заорал солдат, выплескивая воду. – Нам тоже не страшна жажда. Мы тоже сверхлюди!
Ночная прохлада принесла некоторое облегчение, но силы продолжали таять, и царский отряд становился все меньше и меньше…
* * *
Бесс сделал привал у Гекатомпила. Ночь прошла спокойно. Даже из повозки с пленным Дарием не доносились обычные стенанья и проклятья: «бывший Великий царь» так сильно упарился за день, что спал, как ребенок, свернувшись калачиком подле своих оков. Но едва посерело небо12 – раздался истошный, усиленный истерическим визгом вопль ужаса:
– Искандер!!!
Бесс вывалился из палатки и снова увидел наяву свой самый жуткий ночной кошмар – чудовищные призраки Гавгамел! Из предрассветных туманных барханов возникала конница во главе с Неуязвимым убийцей в кровавом плаще и сияющих латах.
Если бы остались способные считать, они бы насчитали не больше сотни македонцев в одной кривоватой шеренге. Если бы сохранили хладнокровие способные действовать – они бы могли победить. Но двадцать тысяч до смерти перепуганных кавалеристов бросились врассыпную.
Дрожащий Бесс со своими трясущимися телохранителями попытался заставить упирающегося Дария усесться верхом, так как впрягать лошадей в повозку не оставалось времени – багровеющий «Искандер» разрастался с каждой минутой.
– Смиритесь! Такова воля Богов! – повторял Дарий, вжимаясь в свою теплую пропотевшую постель. – Вы не понимаете, с кем связались, и не видите, все бесполезно!
И тогда его стали бить кулаками, ногами, ножнами. Кто-то пырнул кинжалом, кто-то ткнул дротиком. Упрямец завизжал. Бесс растолкал своих людей и вспорол живот «бывшего господина» пикой. Дарий стих, а его убийцы бросились спасать собственную жизнь.
…
Персидский лагерь опустел: Бесс со своими приближенными улепетывал в Бактрию, Набарзан – в Гирканию. Остальные – кто куда. Только несколько зазевавшихся рабов опасливо выглядывали из своих укрытий, да стреноженные кони перепрыгивали с места на место, уступая дорогу Александру, энергично снующему среди разбросанных вещей.
– Ищите Дария! – орал царь, но утомленные македонцы предпочитали искать воду – ведь Дария они уже искали много раз и ни разу не находили.
…
Полистрат обнаружил мелкий мутный ручеек и только припал к нему, как услышал протяжный мучительный стон из повозки, скатившейся в тот же ручей. Рядом жалобно взвыл породистый пес.
Раздвинув занавесь из простых конских шкур, гвардеец увидел огромного перса, истекающего кровью.
– Пить, пить, – просил умирающий на родном языке.
Это слово эллин знал и принес воды в собственном шлеме. Азиат загремел цепями и попробовал напиться, а потом забормотал, захлебываясь розовеющей водой и родосским диалектом:
– Я Дарий! Дарий! Я один понял… И вот… со мной … исчадию зла. … Он – господин всего… Я не отомстил… Но Боги не позволят… Пусть все знают… Моя мать… моя бедная мать… Передай… И детям… Как страшно!
Бросив все, гвардеец побежал к своему царю, выкрикивая на ходу:
– Там! Закололи, как клячу!
Когда Александр, спугнув скулящего пса, запрыгнул в повозку – Дарий был мертв.
Подоспевший Полистрат пересказал царю, что слышал – как понял. Мол, Дарий во всем разобрался и признал Македонского победителя единственным господином ойкумены. А еще просил отомстить убийцам и позаботиться о своей семье. Дескать, Боги отблагодарят за милосердие и справедливость – раз этого не успел сделать сам покойный.
Слезы текли по небритым, пыльным щекам Александра:
– Дарий слишком поздно прозрел и увидел, кому служит… За это смерть! Мерзавцы!!!
А потом македонский царь снял свой пурпурный плащ и бережно укутал грузное тело Дария.
* * *
«Теряя последние капли крови и раздирая в отчаянье свои золотые цепи, Дарий молвил: «О Боги отцов, если уж судьба моя решена, то, молю вас, пусть будет Владыкою Азии не кто другой, как этот столь справедливый враг, столь милосердный победитель!» Так Александр пожал все плоды, не запятнав репутацию убийством своего Великого предшественника», – дописал Каллисфен, прибывший с обозом Кратера, и пошел искать воду.
По приказу Александра тело Дария залили медом, как полагалось героям Эллады, и отправили Сизигамбес, чтобы мать похоронила сына по древним персидским обычаям.
«Хотел вернуть тебя сыну, когда он прозреет, – писал Александр персидской царице-матери. – Но, я не успел. Прости меня.
Перед лицом смерти он вел себя достойно: не хватался за эту суетную жизнь и передал, что все понял. Это делает нашу потерю еще горше! Но в то же время его предсмертное прозрение – прекрасный пример для заблудших, достойный немеркнущей славы».
Назад | Дальше |