качай извилины здесь!

автор:

Книга «Бесконечность»

Глава 14. Граник(год двадцать второй, месяц одиннадцатый 1)

Весть о высадке эллинов на северо-западе, в Геллеспонтской Фригии2 разнеслась среди персидских сатрапов, как призывная трель большой охоты.

Диковинный македонский зверек вел себя чрезвычайно нагло. Все его предшественники, оказавшись в Малой Азии, прижимали уши и неслись на юг вдоль побережья Эгейского моря. Там богатые портовые города. Там много бывших колоний Эллады. Там всегда недовольны персами. А этот, развлекаясь и веселясь, неторопливо брел на север, к Пропонтиде3. Резиденцию Мемнона Лампсак4 – единственный попутный город с богатой поживой – обошел стороной и, как на прогулке, двинулся по самой северной дороге, ведущей во внутренние земли империи, к столице сатрапии городу Даскилию.

Посредине этого пути стоял город Зелейя.5 Тут и собирались перехватить свою дичь сатрапы-охотники. Они так спешили, что привели с собой только кавалерийские подразделения. Набралось немало – тысяч двадцать пять отборной конницы. Кроме того, прибыла морем элитная пятнадцатитысячная пехотная армия Главнокомандующего западными войсками Мемнона. Ожидали еще тысяч сто разнообразного войска, брошенного по дороге нетерпеливыми полководцами.

На этот раз Родосец не хотел выпустить из своих рук ни одного македонца – они ему надоели за четыре года суматошной войны. Планировалось окружить и уничтожить всю армию Александра в одном месте. Учитывая наблюдаемую разведчиками скорость передвижения македонцев, Мемнон рассчитывал собрать и подготовить к битве всю западную армию раньше, чем появится противник, но на всякий случай приказал выдвигаться навстречу, чтоб у ближайшей реки Граник задержать Александра до сосредоточения всей Западной армии Персии.

Предусмотрительный наемник не знал и не мог учесть лишь того, что македонская армия за одну ночь превратилась из вальяжного старика в неугомонного юношу и уже приближалась к Гранику пружинистой поступью скорохода.

* * *

На четвертый день6 форсированного марша, после полудня, македонцы вышли к неширокой, но очень холодной и быстрой реке7. На противоположном высоком берегу толпились и радостно улюлюкали персидские всадники в роскошных одеждах.

– Молодец Мемнон, уже ждет! – еще радостнее закричал Александр, но не нашел взаимности среди своих спутников.

– Что ж, – тяжело вздохнул Парменион, – надо разбивать лагерь и выставлять охранение.

– Не спеши, позови Гегелоха!

Совещание с главным разведчиком было недолгим. Стало ясно, персы пришли только накануне вечером и ведут себя, как охотники на привале.

– Ха, их так мало! – вырвалось у Александра.

– Побольше, чем нас, – напрягся Парменион. Вслед за стариком набычились все, кто слышал радостные возгласы царя.

– Почти столько же, – уперся Александр. – Атакуем!

– Это безумие! – вырвалось одно и то же у многих, но объясняться пришлось одному Пармениону:

– Александр, войско устало в дороге. Адский зной. Противоположный берег слишком крут, нам на него не взобраться, пока там персы. Надо искать переправу. И вообще нужно осмотреться и все тщательно рассчитать. Первая неудача станет для нас последней. Нельзя рисковать сразу всем. Нужен привал!

– После Геллеспонта стыдно топтаться у какого-то ручья! Или ты предлагаешь подождать, пока персы нахохочутся и ударят первыми?!

– Скоро вечер, слишком поздно, – принялся помогать старшему товарищу измотанный Птолемей. – Давай, отложим хотя бы до утра. Парменион прав – нужны точные расчеты.

– Завтра утром, Птолемей, на том берегу вместо конных зевак и пеших ротозеев будут стоять щитоносцы Мемнона, а над ними солнце – прямо в глаза. Пройти вперед не получится – придется подставлять тыл или фланг персидской кавалерии. И она, ничего не рассчитывая, обрушится на нас со своего высокого берега. Вот тебе и все расчеты.

– Македонцы никогда не воюют в такое время. По календарю неблагоприятные дни! Надо дождаться подходящего периода, – вставил свое категорическое мнение провидец Аристандр и сурово поджал пересохшие губы.

– Гефестион, дай мне календарь – я там кое-что исправлю!

Гефестион ловко выхватил из сундука походной канцелярии дощечку с календарем и вручил ее царю. Александр решительно вычеркнул, размашисто дописал8 и швырнул дощечку подоспевшему Евмену.

– Отличный день, просто создан для победы! Кто со мной в атаку?

– Куда в атаку?!

– Спор закончен, Парменион! Распорядись, чтобы машины и лучники прикрыли нас и расчистили место на том берегу. А ты, Птолемей, раз уж взялся помогать старшим, помогай до конца. У вас будет какое-то время для дополнительных расчетов. Но глядите – не опаздывайте. Персов на всех не хватит.

* * *

Птолемей:

«Тысячи веселых Вакхов кувыркаются в его глазах. Когда Александр в таком состоянии – проще подохнуть, чем спорить. Он разбрасывает фонтаны искр и воспламеняет всех вокруг, как уголь, брошенный в тюки с соломой.

Только что переправа казалась безумием всем, кроме него. Но вот уже ряды безумцев разрослись до нескольких ил кавалерии. И все рвутся в бой не меньше своего предводителя. Даже недовольно брюзжавший Гефестион отбросил свой походный ящик и возбужденно вертится возле Александра, выравнивая и без того правильные шеренги передового отряда.

Между тем, на противоположном берегу собирается почтенная публика. Расталкивая солдат, персидские вельможи пробираются вперед. Прикрываясь ладонями от солнца, пялятся на нас и ржут так громко, что напрягается мой конь.

Произошедшее огорошило всех, кто это видел.

Под рев боевых труб полтысячи полоумных всадников9, неистово горланящих бодрую песню, ринулись в ледяные струи Граника.

Катастрофическое начало! Вода сбивала с ног, накрывала с головой и уносила к морю. Красное знамя с золотой шестнадцатиконечной звездой Аргеадов плюхнулось посреди реки, как сорванный парус, и понеслось вместе со знаменосцем, намертво вцепившимся в древко. Дрожащие кони и всадники судорожно цеплялись за мокрый глинистый берег, скользили и падали.

– Не видел ничего ужаснее! Какой дикий кошмар! – повторял Парменион, точно твердил предсмертную молитву своими побелевшими губами.

Наши прекратили стрельбу, чтоб не попасть в своих, и персы снова хлынули к берегу. Каждому хотелось отличиться в этом смехотворном бою. Каждому грезились легкая добыча и будущие рассказы о подвигах. Каждый боялся, что не успеет убить ни одного эллина. Враги напоминали густую толпу афинского простонародья, суетящегося на площади во время раздачи гостинцев к празднику.

Сходство царя и его гетайров с праздничными подарками было полным из-за ярких плюмажей на шлемах и разноцветных плащей. А в качестве главного приза уже выскочил наверх и гордо приплясывал одинокий Буцефал, как бы предлагая самым удачливым своего седока, увенчанного сверкающим шлемом с двумя длинными белыми перьями.

Дикий истошный вопль означал – персы признали македонского царя. Забыв про все, они устремились в одну точку, как горный обвал, летящий в узкую расщелину. Если бы лучший копьеметатель Эллады швырнул свое тяжелое копье, то нанизал бы целую гроздь азиатов. Но он лишил себя последней возможности прихватить в могилу самых алчных врагов.

– Эх! – громко выдохнул я, а Парменион медленно закрыл трясущиеся веки.

Буцефал взлетел на дыбы и закружился на одном месте, повинуясь узде и воле своего хозяина. Самые нетерпеливые персы падали под ударами огромных копыт. А рядом широким смертоносным жерновом замелькало увесистое копье Александра.

Впервые в жизни я видел застывшую лавину. Лавину из персов.

Между тем бешено вертящиеся конь и всадник расчистили изрядный кусок побережья. И в этот круг, покрытый обломками персидского авангарда, уже врывались новые действующие лица, воспользовавшиеся всеобщим вниманием к Александру.

Вытянувшись вслед своей пике, Клит взметнулся за кромку прибрежной кручи, будто пытался прошить разом всех персов, взгромоздившихся левее царя. Привычный черный плащ и какая-то сверхъестественная сосредоточенность делали царского илиарха10 мрачнее обычного. Казалось, не живая легенда Македонии Клит Черный, а сама ночь бросилась на помощь золотисто-белому Александру.

Чуть правее, отставая от стремительного Клита всего лишь на полкорпуса, в гущу врагов врезался огромный Кратер. Меч, достойный самого Геракла, уже покинул ножны, и чудовищные ошметки щитов, доспехов и тел брызнули в разные стороны, как из жерла вулкана.

Спешившийся и перепачканный в глине Гефестион тощим, гоношистым петушком носился по самому краю обрыва, вытаскивая карабкающихся и расталкивая мелкие шеренги во все стороны расширяющегося плацдарма.

Смертоносный волчок неожиданно превратился в конного царя с сиротливым перышком на гребне иссеченного шлема. Удивительно крепкое копье, подарок Демарата, все-таки треснуло, и его обломки полетели в лицо зазевавшемуся персу11. Тот кувыркнулся и рухнул под копыта своего пятящегося жеребца.

Александр, как обычно, выхватил оба меча разом и что-то кричал, высекая в воздухе клиновидную фигуру. Как бы для того, чтоб сделать эту фигуру зримой, разрозненно рубившийся авангард отпрянул и перестроился в колону вроде походной с вертящимся наконечником царских клинков впереди. Этот безупречно спаянный монолит пронзил и опрокинул пестрое марево персидского войска, как острый таран гнилую стену.

На месте первой схватки остался только Гефестион с небольшой группой гвардейцев. Они закрепляли веревки и помогали выбираться прибывающим войскам.

– Если кому-то сопутствует удача, то даже безрассудство ему на пользу, – крякнул Парменион.

Вихрь восторга подхватывал нас и швырял на противоположный берег в непостижимой гармонии высшего порядка. Отряд за отрядом вступал в бой, заполняя какую-то нишу вблизи дороги, расчищенной Гегемоном. С чувством абсолютного превосходства мы вступали в бой. И враги разлетались под нашим напором, как чахлые рощицы в порывах смерча. Подоспевшие фаланги при поддержке метательных машин, подобно морскому прибою, слизали последний очаг сопротивления – отряд греческих наемников, прижатый к подножию дальних холмов.

Заходящее солнце обагрило горизонт, а македонский вихрь все еще кружил в поисках своей кровавой пищи, но больше не находил ее. Конная колона Александра заткнула проход между холмами и все враги, встречавшие нас у Граника, были раздавлены, как куры в мешке. Тридцать тысяч убитых, пять тысяч пленных. Немногие спасшиеся счастливчики разлетелись, как брызги разбитого черепа.

Тридцать четыре македонских героя расплатились жизнью за эту славную победу.

До поздней ночи Александр ходил с врачами по полю и выискивал раненых. Помогали и своим, и персам. Гегемон эллинов охотно и доброжелательно выслушивал каждого, кто хотел похвастаться подвигами, настоящими или выдуманными. Сам живописно рассказывал, как ловкий Клит спас царскую жизнь, отрубив руку какому-то сатрапу.

А когда укладывались спать, Александр появился в моей палатке и спросил:

– Как твои расчеты, Птолемей?

Я поднял руки с обреченностью потерпевшего полный разгром:

– Такое рассчитать невозможно. Ты разделался с ними, как пастух со стадом баранов.

– Значит, баранов больше не будет. И это только повышает ценность вашей с Парменионом предусмотрительности… Но, даже имея дело с баранами, я не должен был так горячиться. Я уже извинился перед Парменионом. Прости и ты, пожалуйста. А еще хочу попросить тебя или Неарха проследить за тем, чтоб семьи погибших эллинов ни в чем не нуждались».

* * *

Мемнон

: «Вечер удался на славу. Я давно так не веселился. Забавный парень этот Александр Македонский. Анекдоты про нового «гегемона эллинов» входят в моду.

Два года непоседливый мальчик метался между Истром и Коринфом. А эти вырожденцы бегали от него, как трусливые мыши от злобного котенка. В конце концов, растоптали Фивы. Но так и бывает, когда дети остаются без присмотра.

Никто, конечно, не признается, но уничтожение Фив обрадовало таких изгнанников, как я. Именно этот город долгие годы был верховодом эллинской черни. И вот получил по заслугам. Македонский малолетка собрал бывших фиванских подхалимов и простодушно спросил, что делать с «горячо любимыми Фивами». А они, недолго думая, решили: «Фивы нам больше не нужны!» Для нынешних «эллинов» даже Фивы стали лишними!

Опьяненный таким успехом, мальчик решил попробовать то, на чем сломался забулдыга-отец. Нашел время! При нынешнем соотношении сил ему б засесть в глухую оборону. Хоть какой-то, да шанс: длительных войн персы не любят. Но мозгов не хватило. Перевез через Геллеспонт штабеля вооруженных чурбанчиков. Видимо, хотел доказать, что можно напугать и отвлечь Мемнона. На самом деле, только ускорил конец «македонского чуда»! Здесь, на просторах Азии, вдали от македонской мамки, без провианта и снабжения, не протянет и месяца.

Мы его ждали у Хиоса. И ему б поспешить, воспользоваться нашей промашкой. Но, как все избалованные дети, Македонец быстро забыл, зачем пришел. Расшалился. Ходил по храмам, тырил доспехи, кифары и вообще все, что плохо лежит. Демонстрируя дурную силу, собственными руками опрокидывал статуи персидских сатрапов, играл в догонялки…

Что и говорить – здоров! И бегает на загляденье. Ему б на Олимпийские игры. Так бы, кстати, и было в нормальной ойкумене. Но в современной Элладе даже спортсмены рвутся в грабители – у грабителей доходы выше.

Ничего, скоро добегается! Как все, кто совался сюда до него и терялся в азиатских песках. А жаль, шустрый паренек, мог бы стать хорошим посыльным.

Как измельчала Эллада! Мой брат Ментор не раз утешал меня:

– Сегодня гонят нас, но завтра погонят и наших гонителей. Это в сравнении с нами они кажутся мелюзгой и могут выдавать себя за предводителей мрази. Но завтра еще более ничтожные людишки не найдут никого крупнее своих нынешних кумиров и объявят их чуждыми и злобными великанами.

Как жаль, Ментор не может вместе с нами посмеяться над комичным подтверждением своего предсказания! Не прошло и ста лет с тех пор, как великими считались царственный Перикл и обстоятельный Анаксагор, а теперь таковыми числятся нервный мальчик Александр и графоман-путаник Аристотель.

Ну что ж, тем хуже для них! Когда-то Эллада духовно питала Малую Азию. Скоро Малая Азия возьмется за Элладу. И во главе цивилизаторов двинемся мы, бывшие изгнанники. И тогда посмотрим, кто из нас, на самом деле, предал Отечество: превратившие его в царство македонских недорослей или свято хранившие на чужбине высокую доблесть свободных людей.

Когда мои гости разошлись, не в меру любопытная Барсин12 решила испортить мое прекрасное настроение и, как всегда, заговорила в пику услышанному:

– Рано веселитесь! Никто из вас не знает ни Аристотеля, ни, тем более, Александра.

– Я же просил тебя не подслушивать мужские разговоры!

– Кому вы нужны?! Но вы же орете так, что в Элладе слышно.

– Ну и училась бы потихоньку. А то кроме своих заумных свитков ничего знать не хочешь. А люди, опытные, зря не болтают.

Радуйся хотя бы тому, что тебя взял образованный родосец, а не афинский лицемер или персидский деспот. Даже если б досталась Ментору… Он бы давно спалил твою «библиотечку» и научил заниматься тем же, что нормальные жены. Сам удивляюсь своему долготерпению. В отличие от собственного брата потакаю бабским капризам и пустым препирательствам.

Барсин обиженно фыркнула и гордо ушла на свою половину шатра. Теперь хотя бы помолчит с декаду.

Но вопреки своему обыкновению Барсин заговорила уже на следующий день после обеда:

– Ну, кто был прав? Иди, встречай Александра!

– Какого еще Александра – издеваешься, что ли?!

– Царя Македонского с войском!

– Только вчера вечером гонцы доложили: он бегает вокруг Трои и никуда не собирается. Сегодня – «не тронул твой город Лампсак, чтоб тебя обвинили в предательстве». Как будто ему поверят, сыну лжеца Филиппа…

– Видно, пора менять не только мнение об Александре, но и гонцов. Впрочем, это, кажется, не женское дело. Нас, «нормальных жен», отправляют назад в Зелейю, чтоб не мешали «настоящим мужчинам» «ловить македонских мальчишек». Как будто они могут спрятаться под женскими покрывалами.

– Это правильно. Но ты можешь не спешить – посмотришь, как твой македонский герой бегает. Говорят, он мастер этого дела. Бить пока не будем – соберемся, чтобы наверняка. Я устал гоняться, как огонь за свиньею. Поэтому мальчику ждать. Сам виноват, что быстро.

– А он будет ждать?!

– А то как же! Ты же видела наш берег Граника. Непроходимо даже для мирных путников. А здесь война… Хотя пацаненок – нетерпеливый: может и попробовать. Тогда вам и ехать некогда. Их перебьют раньше, чем выйдут из речки. Персидские конные лучники умеют это лучше всего. Можешь смотреть с холма – я разрешаю.

– Разрешаешь?! А ты тут самый главный?.. Почему же тебе не доложили об Александре?

– Не захотели делиться добычей с «продажным наемником». Но я еще с ними разберусь. Для тебя же, в любом случае, главнее меня нет никого! И не будет! Запомни хотя бы это!

– Тогда разреши: я уеду, как все женщины.

– А что так?! Боишься крови? А говорят, женщинам кровь привычнее, чем мужчинам.

– Боюсь, что это будет ваша кровь. А Никанору13 и девочкам нужна хотя бы мать, если отец утратил свое хваленое чутье.

– Ладно, беги и не каркай!

На всякий случай приказал пехотинцам строиться, а сам поехал на берег Граника. Но доехать не успел. Навстречу посыпалась персидская конница. Попытки узнать у кого-нибудь из бегущих, в чем дело, – ни к чему не привели. Мой голос терялся в истерических криках паникеров. И тут все разъяснилось само собой.

Справа красиво, как на параде, летела заостренная колона конных македонцев. Скачущий впереди, не держась за поводья, крутил одновременно двумя широченными мечами с такой неимоверной скоростью, что различить оружие удалось только, когда он неожиданно прекратил шинковать встречных персов и поскакал в мою сторону. В одиночку пробился поперек улепетывающей кавалерии, сорвал свой изувеченный шлем и приветливо поднял его в левой руке, продолжая отпугивать бегущих правой, вооруженной багровым от крови клинком:

– Мемнон, давай с нами! – орал он сквозь лязг и топот.

– Ты псих?! – поинтересовался я, вскипая от этого неуместного лицедейства.

– Нет, – с нарочитой учтивостью ответил он, а потом радостно заржал и добавил: – Но это мое личное мнение. Так, что – присоединяешься?

– Я – слуга Царя царей.

– Так это ж я и есть! – снова засмеялся юный нахал. – Только пока невенчанный.

– Слушай, рыжий воображала, скачи, куда скакал. Там тебя увенчают по заслугам, а еще вознесут до небес на острых пиках.

– Ладно, подумай! – по-хозяйски крикнул он, накинул шлем и рванул вдогонку конному клину.

Я был чрезвычайно ошарашен идиотской выходкой этого желторотого позера, но все же сообразил: вслед за бегущими персами может появиться Александр со своими фалангами…

«Александр» – имя всколыхнуло память… А то, что я вспомнил, ошеломило еще сильнее. Ведь этот рыжий хвастун и был Александром. Слишком похож на того беспардонного мальчишку из Пеллы (лет шесть мы не виделись).

Ну, и дурак! Только такой самоуверенный дуралей мог убеждать меня перейти на их сторону среди потоков персидской конницы.

Когда я вернулся к своим, они уже стояли в строю и недоуменно посматривали по сторонам, щурясь от солнца. Вид пятнадцати тысяч настоящих профессионалов подействовал успокаивающе. Я снова был хладнокровным и предусмотрительным полководцем, снова понимал, что мы непобедимы. И в голову пришло великолепное решение.

– К трем холмам! – скомандовал я. – Позиция пять.

Как мы двигались! Слаженно и уверенно! Загляденье!!!

– Я горжусь вами! – выкрикнул я в порыве шального восторга, и мои могучие богатыри ответили дружным оглушительным ревом.

Мы без труда заняли позицию на западных склонах холмов, параллельных реке. Обрывистые восточные склоны позволяли не беспокоиться за наши тылы, а вокруг – россыпи острых камней, делающие нас недоступными для вражеской кавалерии. Да и македонская фаланга рассыплется здесь на тысячу мелких осколков.

Я был абсолютно уверен: атака – смертельна для македонцев. Оставить нас в тылу и уйти – еще хуже. Ждать – тоже нам на руку: подмога уже близка. А до этого мы покажем, как великолепны луки в руках хорошо обученных снайперов на господствующих высотах. В конце концов, растерзаем их стремительными вылазками из-за камней.

Даже тупоголовый весельчак Александр понял преимущества моего положения, влез под наши стрелы и звонко орал, призывая Мемнона. Я приказал прекратить стрельбу и приблизился к Александру.

– Так ты присоединишься к нам, Мемнон?! – неожиданно спросил он, снова выставляя на показ свое льстивое дружелюбие.

«Если ты упрямый дуралей, то это неисправимо», – подумал я и ответил:

– Скоро, глупыш, здесь будет стотысячная армия, и у тебя есть единственный шанс спасти свою юную жизнь – сдаться мне. Возможно, мне удастся спасти тебя от смертной казни, полагающейся по указам Великого царя всем разбойникам. Но, когда здесь соберутся сатрапы – будет поздно. Они не выносят нахалов.

Александр испытывал не только мое терпение. Из наших рядов неслись едкие, издевательские насмешки в адрес царя-идиота.

– Значит, вы считаете разбойниками нас, а не их. Очень жаль! Тогда не обижайтесь.

И Александр ускакал с видом человека, оскорбленного в лучших чувствах.

Почти сразу же в нашу сторону двинулась македонская фаланга. Ее полукруг как бы прижимал нас к холмам. Их было меньше – тысяч десять14.

– Подпустим еще на две сотни шагов. Они выйдут на камни и овраги, строй развалится, и мы атакуем, – нацеливал я своих изготовившихся бойцов.

Но македонская фаланга будто подслушала и робко остановилась.

…И вдруг – обрушился каменный свод неба… Тяжелые глыбы, огромные стрелы и какие-то тусклые шары сыпались и сыпались, а мы беспомощно метались под этим убийственным градом… И не было спасения никому.

С холмов покатились изрубленные тела моих несчастных лучников. На их месте каким-то чудом возникли лучники врага и погнали нас на частокол македонской фаланги. А поверх всего взвилась огненная холка Александра. Склонив голову к левому плечу и гнусно оскалив зубы, он стоял на вершине холма и с насмешливым любопытством наблюдал, как нас превращают в месиво.

Такого ужаса я не испытывал никогда. Всей моей гордости не хватило, чтоб выстоять. Дрожь помрачила сознание, некая чуждая сила подхватила и понесла прочь от этого гиблого места.

Избитый и израненный, я пришел в себя неизвестно где. Оставалось одно – смыть бесчестье собственной кровью. Но, приставив клинок к собственной груди, я вдруг прозрел и сообразил: причина моего позора не во мне, а в том, что криводушный мальчишка вместо честной стратегической борьбы выбрал бандитские методы – налетел из-за угла и забросал камнями тех, кто ему не по силам.

Что ж, умереть я успею. И это уже не трусость. Больше всего нужна справедливая и священная месть за моих безвинно погибших друзей. За всех тех, кто еще вчера мечтал и веселился вместе со мной, а сегодня смешан с багряной грязью по прихоти этого звереныша.

Подлый выродок, убивающий издалека, мы еще встретимся в ближнем бою. И тогда ты узнаешь, кто из нас трус, а кто настоящий мужчина. Клянусь, я размажу тебя, как ты размазал прекраснейших эллинов и мою поруганную честь!»

* * *

На берегу Граника строилась Александрия Троянская…

Полисы Эллады получили в подарок дорогие персидские доспехи с надписью «Александр, сын Филиппа, и эллины, кроме лакедемонцев, от варваров Азии».

Царице-матери Олимпиаде досталось покрывало из перьев павлина, брату царя Арридею – пурпурный плащ, самой младшей царевне Кине – изящный скифский лук, а остальным сестрам – по красивой тарелке из чистого золота.

– О своих, как всегда, в последнюю очередь, – скривилась Олимпиада.

А вот Кине и Арридею подарки очень понравились. Бывшая амазонка «Архистратига Эвридики», не смотря на беременность, бросилась тренироваться, а Арридей расхаживал по улицам Пеллы и простодушно хвастался, что у них с братом («Панэллинским Гегемоном!!!») совершенно одинаковые боевые плащи.

Кредиторам15 вернули долги со сказочными процентами.