качай извилины здесь!

автор:

Книга «Бесконечность»

Часть первая. ЦАРЕВИЧ

Глава 1. Шестая весть (первые дни1)

Шестой день сто шестой олимпиады складывался для Филиппа Македонского наилучшим образом. Несомненно, это был самый счастливый день из прожитых на Земле2. Столько радостных новостей!

Во-первых, царская армия ворвалась (наконец!) в Потидею3.

Во-вторых, Парменион разбил и выгнал из Македонии вторгшихся дарданов4.

В-третьих, Филиппова колесница победила на Олимпийских играх и принесла чемпионский венок5. (Вот он – доставили утром!)

В-четвертых, завоеванные в прошлом году Пангейские рудники6 уже принесли сто (!!!) талантов золота и столько же серебра7.

А в-пятых, сдалась гетера Эрис – наконец-то «соблаговолила» обменять «волшебную ночь любви» на полталанта золотом8.

«Если хотя б половина того, что говорят об этой искуснице, правда, – думал Филипп, – то я получу настоящую награду за все мучения минувшего года. Первого года царствования после двух лет изнурительного регентства.

А какая еще польза от этой власти?.. Точно дурни, снимают шляпы и целуют руку, будто я старая баба. А у эллинов это называется «басилевс». Что-то вроде настоящего льва. А еще лучше «анакс» – заботящийся. И шлюхи должны знать силу моей заботы – искренне вожделеть…

И пусть меня все еще считают послушным «копьем фиванских побед». Уже недолго. Уже звучит имя Филиппа, Филиппа Победителя, Филиппа — олимпионика.

А ведь я знал, что начало громкой славы не на поле боя, а на стадионах Олимпии. И вот сбылось – там чествуют меня самого. Там отливают статую с моим именем. И это увидит Эллада. И поймет, что пришло мое время. Время истинной доблести!

Эллины штурмовали Потидею три года и истратили на это три тысячи талантов9, я взял эту крепость за три месяца и потратил в десять раз меньше. Настанет день, и я низвергну их всех.

Слишком долго на моей земле распоряжались чужие войска, притесняя и унижая… Близок, близок день справедливого отмщения! С каждым походом все ближе… Афины – Спарта – Фивы… Следующим буду Я. Ведь это я спас Македонию, слепил настоящее Царство из кучи враждебных племен, отбился и откупился от иллирийцев на западе, фракийцев на востоке, пеонов10 на севере. Я создал эту армию, вооружил и обучил сермяжных пастухов и землепашцев.

Только бы не спугнуть раньше времени. Задобрить дарами и клятвами – выбрать момент и разделаться с каждым аристократишкой, назвавшим Филиппа Варваром. Будущего Владыку!»

Между тем, к походному шатру своего монарха спешил гонец из столицы11, уверенный: «Этою новостью можно затмить любую!»

– Радуйся12, мой царь, супруга Олимпиада родила тебе сына! Рожденный в дни твоих славных побед будет непобедим!

Но Филипп не обрадовался. Сладкую негу блаженства разметало вихрем досадных мыслей и неприятных предчувствий.

«Одним сыном больше – велика ли радость! – внутренне злился Филипп. – Сын, конечно, лучше дочери. Но сын от Олимпиады – обуза, невыносимая … Ей бы рожать дочерей. Сын – это шанс на власть. Она ж никому не спустит, когда замаячил трон!»

Гонец недоуменно взирал на «недотепу-отца», нервно мявшего свиток о сыне: «Третьем! Всего лишь третьем – среди бесчисленных девочек! Где же отцовская Радость?! Что же творится с царем?»

Заметив этот взгляд, Филипп вспомнил свои обязанности и вручил гонцу долгожданную награду (первый попавшийся перстень). Поблагодарил, пытаясь придать голосу должное звучание.

Где-то в далеком Эфесе полыхал чудовищный пожар – честолюбец Герострат поджег храм Артемиды. Такое же пламя разгоралось и в сердце Филиппа: «Эта зловредная баба не могла хоть чуть-чуть подождать и испортила настроение в самый неподходящий момент! Как тут теперь приготовишься к встрече с Эрис?! Кому ты потом объяснишь, почему оказался не на высоте?! А ведь шлюха расскажет каждому, каков из царя любовник!»

Обладать Олимпиадой, а заодно и царством ее дяди Ариббы – Эпиром, об этом Филипп мечтал с тех пор, как девять лет назад вернулся домой после Самофракийских мистерий13. Но подобные вожделения – на пользу лишь ей одной.

Из гонимой племянницы эпирского царя она превратилась во властную царицу набирающей мощь Македонии. А Филипп в собственном доме почувствовал себя большим невольником, чем в заложниках у фиванцев. «Эпирская колдунья» не просто делала, что хотела, – она укротила всех жен и наложниц, а царский двор держала так же крепко и уверено, как своих ужасных змей во время торжественных шествий в честь Диониса.

Но, когда в прошлом году она объявила всем, что после пяти Филипповых дочерей14 ждет сына от Зевса, царь решил покончить с унижающей зависимостью от безумной супруги. «Как только родится еще одна девочка – я скажу, что эта жена не способна рожать солдат и отправлю ее назад к дяде. Пусть загрызут друг друга!» – так думал Филипп все последние месяцы.

И вот капризные, как и все засидевшиеся в девках, Мойры, одним взмахом веретена оборвали лучшие планы.

«У нее было пять девочек. Пять! Почему шестой ребенок оказался мальчиком?! Где справедливость?! За что все везение ЕЙ?! Опять и опять! …Такой хороший день! …Был хороший!»

Сказочно дорогая Эрис стоила этих денег. Превзошла все ожидания. Поэтому, очнувшись к вечеру следующего дня, Филипп решил: сын, как и пять предыдущих побед, принадлежит только ему. И он своего не уступит даже Олимпиаде.

«Мужчины, в конце концов, когда-то поймут друг друга. А Олимпиада состарится и останется гнить в одиночестве. …Назову его в честь отца… Нет, не деда Аминты15, считающегося отцом. Порадую маму16.

Александр – «защитник людей». Настоящее царское имя! Два Александра царствовало в Македонии. И все из наших, из Аргеадов».

Эти мысли примирили Филиппа с судьбой, всучившей такого сына.

* * *

Миртала, третья из четырех законных жен Филиппа, была упряма и своенравна. Особенно в таких делах, как выбор имени. Даже себя она величала исключительно «Олимпиадой», подчеркивая свою близость к Богам-Олимпийцам, и демонстративно игнорировала имя, данное ей родителями, погибшими слишком рано во время эпирских усобиц.

Но имя «Защитник людей» приняла с нескрываемым ликованием. Ее любимого младшего брата звали Александром17. Ей нравилось это имя больше любого другого. Она выбрала его сама и была уверена, что сумела внушить Филиппу во время тайного обряда, совершенного немедленно после мучительных родов, вопреки небывалой боли и сквернейшему самочувствию.

– Александр, сын Зевса из рода Богов-Олимпийцев! – повторяла на все лады. И душа полыхала счастьем от удачного сочетания.