качай извилины здесь!

автор:

Книга «Бесконечность»

Глава 11. Первая попытка(год двадцать первый, окончание 1)

К началу весны персидские наемники захватили важнейшие острова Эгейского моря и приблизились к Элладе. Готовилась высадка крупных десантов. На материк хлынуло золото Дария, предназначенное «на восстановление свободы, растоптанной македонским тираном».

Но тут из фракийских лесов вблизи Геллеспонта неожиданно вынырнула македонская армия, угрожающая отрезать Мемнона от портов и баз снабжения. Персидскому десанту пришлось поспешить обратно в Малую Азию – ловить и наказывать шустрого мальчишку.

* * *

Александр:

«Первоначальный план был прост, но очень дорог.

Мемнон, как все стратеги-островитяне, увлекся морем и разбросал вокруг Эллады огромную армию и весь персидский флот. Порты Европы блокированы Антипатром. И, если быстро захватить побережье Малой Азии, противник окажется в окружении посреди Эгейского моря.

А потом, пока разрозненные «борцы за свободу» будут метаться в поисках выхода и драться между собой за хлеб и воду, мы перетащим на свою сторону лучших – таких, как Мемнон.

Тренировались всю зиму. И расчеты показывали, кольцо окружения можно замкнуть раньше, чем Мемнон успеет возвратить свои отряды в Азию.

Вот только деньги! Отцовская казна – опустошена прошлогодним десантированием Пармениона и моими «маршами по Элладе», а «пустяки» отнимают столько средств! Иногда кажется, будто какой-то наглый и прожорливый жулик орудует у меня под носом. Но этот жулик – я сам.

К концу зимы осталось меньше шестидесяти талантов2. И рассчитывать на существенное пополнение за счет рудников и налогов не приходится. Рудники зимой работали слабо, а налоги я отменил. И горжусь этим. Македонцы жертвуют собой! Брать с них еще и деньги – омерзительное крохоборство…

Назначенный казначеем Гарпал с помощью Демарата разобрался с денежными проблемами быстро и удачно. Мы взяли в долг восемьсот талантов3 и могли себе позволить даже то, что в начале казалось наивной мечтой.

В результате самым тяжелым грузом оказалась библиотека, а самым многочисленным – отряд философов и служителей муз. Повозок с провиантом было меньше, чем с книгами. Метальные машины уступали первенство научному оборудованию. Отряд военных разведчиков завидовал ученой комиссии, созданной для комплексного изучения завоеванных территорий.

Удивлялись многие, особенно отцовские ветераны, привыкшие обходиться мизерным обозом, но не сдержался только мой друг Пердикка:

– Кто б подумал: ученые и музыканты стоят дороже всей прочей армии! Когда Гарпал назвал их цену – мне стало плохо. Зачем столько?

– А как иначе? Или прав Демосфен, и мы идем убивать и грабить? Как еще сделать пресыщенную Азию духовной? Что лучше этого мы можем посеять на восточных просторах?

– Скажи уж: «Люблю больше жизни болтать с этими «софистами» и слушать их многословные диспуты!»

– А ты не любишь?!

– Ну, люблю, хотя и не так сильно, как ты.

– Так пусть полюбит вся ойкумена! Если б не это – сидел бы дома и наслаждался беседами с Аристотелем. Мне бы хватило!

Но все-таки путь философам предстоит прокладывать мечами. А мечей – по минимуму. Удалось отобрать около сорока тысяч приличных солдат: своих, союзников и наемников. Половину оставляю Антипатру. У меня будет пятнадцать тысяч пехоты и пять тысяч конницы. Впридачу тысяч десять беззащитных ученых, врачей, механиков, художников… – всех, кого пригласили мы и кто прибился сам в качестве неискоренимого охвостья любой армии.

Союзники обещали подкрепление, но не раньше начала лета. Поздновато, конечно… Пришлось оставить в Аттике небольшой отряд Пармениона в качестве принудительного напоминания».

* * *

– Александр, для управления еще не завоеванными землями ты создал специальный штаб, но для себя самого не соорудил даже семейного очага.

– У меня есть семья: мама и сестры …сводный брат Арридей…

– Я не о том. Прежде, чем отправляться в Азию и оставлять Македонию регенту – заведи жену, сделай нам законного наследника.

– Ты же знаешь, Антипатр, у меня нет таланта для супружеской жизни. А еще я обещал бабушке найти свою единственную.

Но даже не это главное. Отправляясь на войну, недостойно плодить тех, кто будет тебя оплакивать. Из-за меня и без того горя и слез гораздо больше, чем может вынести самая черствая совесть.

* * *

– Кратер, зачем нам два киника? По-моему, тебе, как и мне, хватило одного Диогена?

– Уверен, не пожалеешь, выслушав их. Эти совершенно не похожи на нашего Синопского «друга». То, что Диоген превратил в хвастливую показуху, для них преисполнено глубокого смысла. Онесикрит и Анаксимен мало кому известны именно потому, что, действительно, ограничивают свои потребности самым ничтожным минимумом, освобождая место для духовных исканий.

– Ты оказался прав, это замечательные люди. Полдня слушал про единое человечество, которое, по их мнению, выше любого государства. И радовался: для моих недоделанных мыслей уже придуманы великолепные формулировки, внятные, глубокие, лаконичные… Если б не эта сумасшедшая спешка, мог бы слушать, пока им не надоест рассказывать.

– А их обоснование того, что единственный долг человека – творить Благо, ты слышал?

– Как говорил Сократ, «то, что слышал, прекрасно, – значит, и остальное не хуже». Надеюсь услышать и это остальное – они согласились отправиться с нами.

– Кстати, у нас с этими киниками даже вкусы совпадают. По крайней мере, Геракла и Кира они уважают не меньше нашего.

* * *

– Когда все наконец-то собрались, пусть Александр объяснит, зачем он раздал свое имущество остающимся дома?

– Все очень просто, Пердикка, избавляюсь от лишнего – всего, заставляющего оборачиваться, причиняющего лишнее беспокойство, отвлекающего от главного. Об имуществе положено заботиться. Так пусть о нем позаботятся не способные воевать.

– И совсем ничего не оставляешь для себя на будущее?

– Для себя на будущее – я оставляю надежды. Их бы донести, не расплескать по дороге.

– Ну, тогда бери нас в долю!

– А я что делаю?!

После этого разговора друзья царя второпях раздали все, принадлежавшее каждому из них. Таких нищих полководцев не знала ни одна цивилизованная армия.

* * *

Войско Александра, в сопровождении небольшого флота, бодро двигалось на восток, чтобы переправиться в Азию через Геллеспонт. В самом конце пути македонцев заметили персидские сторожевые корабли. Но морской дозор встретили градом камней и свинцовых ядер. При удачном попадании корабль разлетался в щепки, и это вынудило персов ретироваться.

Когда же до Геллеспонта оставалось три перехода, с севера, как птицы, завидевшие караван с зерном, налетели трибаллы. Вожди трибаллов не жалели похвал добрым людям, вовремя подсказавшим такую великолепную добычу.

Местные эллины пугали себя и македонцев рассказами об этих кочевниках. Мол, любят пить из свежих черепов, мешая вино с кровью и мозгами убитых врагов. Трибаллов тоже пугали историей истребления — медов. Но удалые храбрецы не уважали медов, и вообще никого не уважали. Поэтому пример бывших западных соседей считали совершенно неуместным: ведь они не какие-то там безродные горцы, они всегда били медов, а их самих не одолеть никому. И если Александр вторгся на «исконные земли Могучих племен», то пусть пеняет на себя, как и его покойный отец.

Александр не выдержал первого же удара варваров, хотя и ругал себя за то, что опять отвлекается от главного ради «пакостных зверюшек». Но оставить «эту гадость» не смог. Поворачивая на север, твердил про «чистый тыл», «чистую совесть» и «чистую Землю»…

Трибаллы вели себя, как заправские охотники, привыкшие к тому, что всякая дичь – сама их боится. Стоянки в горах не охранялись – там не спасся никто. И только когда македонцы покатились огненным валом по трибалльским селениям, вожди сообразили, куда запропастились отряды, посланные за богатой добычей.

Настало время дать достойный отпор непрошеными гостями, показать, на что способны мужчины, обороняющие родные очаги. А способны они на многое: неожиданно нападать, устраивать засады, незаметно уходить от погони и скрывать бойцов под видом мирных жителей.

Место для первой большой западни было выбрано очень удачно – вблизи горы Эмон4. Именно сюда направились македонцы, и именно тогда, когда все было готово к их появлению.

В нужный момент груженые камнями повозки покатились с горных склонов на головы солдат, марширующих по узкой дороге. Этот хитроумный план придумали сами трибалльские вожди, держали его в тайне и были уверены, враг не ждет ничего подобного, а поэтому будет смят и уничтожен. Откуда им было знать про какие-то книги, где подобный прием подробно описан во всех возможных вариациях с указанием надежных методов защиты?! Не знали они и того, что македонская армия неоднократно отрабатывала эти методы во время тренировок в горах.

Солдаты, не успевающие уклониться от грохочущих телег, дружно ложились на землю и укрывались своими крепкими щитами. Когда пыль рассеялась, оказалось, повозки никому не причинили вреда и даже никого не испугали.

Тогда трибаллы завалили горный проход камнями и деревьями, а сами спрятались среди завалов, чтобы стрелять в любого, кто к ним приблизиться. Но враг нагрянул откуда-то сверху. Александр во главе щитоносцев стремительно прошел по горным кручам и ударил в тыл трибалльской засады.

Варвары сиганули врассыпную – тут-то и выяснилось, кто лучше бегает. Сверкающие шеренги тренированных воинов в тяжелой броне отставали лишь в самом начале, пока легко одетые трибаллы неслись во всю мочь. Но потом беглецы выдохлись – их настигали и убивали одного за другим, не замедляя размеренного движения ровных шеренг.

В тот же день вожди трибаллов забыли свои гордые речи и принялись спасать всех, кого еще можно было вывести из-под македонской лавины, летящей с гор сплошным смертоносным потоком.

Спасаться не получалось, враг не щадил никого.

Тогда и решили: лучше было б атаковать. Для того и укрылись в лесу на побережье Лигина5. И снова попались сами – македонцы обрушились на трибалльский лагерь ночью накануне запланированной засады, когда все нормальные воины пьют и хвастаются боевыми подвигами.

Сначала пьяным героям даже показалось, будто полсотни македонских всадников, заблудившись, забрело в чужой лагерь, и представился прекрасный случай доказать правдивость собственной похвальбы. Но кинувшихся в погоню встретили плотные ряды лучников и пехотинцев Александра.

Не больше двух тысяч изможденных трибаллов выбралось к устью Истра и укрылось на острове Певка6. Во имя спасения рода верховный трибалльский вождь Сирм стал умолять о помощи своих извечных врагов гетов7.

Разношерстные полчища гетов8 вывалили на левый берег реки и увидели на правом сплошные прямоугольники македонского лагеря. Спасать трибаллов было поздно – их остров блокировали македонские корабли, поднявшиеся на веслах против течения.

Ночью, пока геты спорили, что делать дальше, пять тысяч македонцев9 во главе со своим царем переправились через широченный Истр на кораблях, рыбацких челноках и палатках, заполненных сеном.

Утром гетов смели в ту же реку, где после сильных дождей и спущенных кем-то горных озер исчезли трибаллы.

Пока догорали селения гетов, в лагерь Александра10 стали прибывать вожди племен, соседних и очень отдаленных. Им всем хотелось подружиться с царем, столь немилосердным к своим врагам. Особый интерес македонцев вызвали кельты с далекого Адриатического побережья11: высокие, гордые, тугодумные и заносчивые, большие любители выражаться пышно и многозначительно.

– Так вы говорите, что никого не боитесь? – спросил кельтов кто-то из македонских военачальников.

– Никого и ничего, – ответил один из вождей.

– Нет, – поправил его другой. – Боимся, что рухнет небо.

– Тогда почему вы здесь?

– За дружбой такого царя, – ответил первый.

– Нам говорили, он способен обрушить небо, – опять уточнил второй.

– Про небо вам сочинили, – вмешался присутствовавший Александр. – Но дружбу вашу приму охотно. И обещаю: мы не причиним никакого зла безвредным для нас. Поверьте, люди бывают страшнее рухнувшего неба, а могут стать благодатнее дождя и живительней света.

– Твоя правда, Великий царь. Люди делают и самое злое, и самое доброе.

– Я вообще-то не о том… Ну, да ладно. Надеюсь, вы умеете дружить по-настоящему, и ваша простота не окажется звериной хитростью, как у трибаллов и медов.

* * *

В день, когда Александр снова двинул свою армию к Геллеспонту, появился запыхавшийся гонец.

– Какие новости, Лаомедон?

– Очень плохие, царь!

– Кто-то из моих союзников опять боится выступить?

– Они выступили все…

– Так быстро! Это затмит любую плохую новость…

– Все – против тебя! Клит Иллирийский12 привел западных варваров и взял Пелий13. Пеоны готовят вторжение с севера. Фиванцы осадили в Кадмее гарнизон Филоты. Спартанцы подняли весь Пелопоннес и перешли Истм. Парменион тяжело ранен. Его отряд вытолкали из Аттики, и теперь афинские демагоги раздают персидское золото всем воюющим против нас. Дарий пообещал возмещенье любых расходов по «возрождению свободной Эллады и уничтожению взбесившейся Македонии».

Только твой дядя Александр Эпирский и твой друг – царь агриан Лангар пришли к нам на помощь. Больше никто не пожелал встать на нашу сторону. Ждут Мемнона. Хотя у них и так пятикратное превосходство над Антипатром. Регент изо всех сил тянет время и говорит: вся надежды только на тебя. Царица-мать лично таскает камни на крепостные стены Пеллы.

Левая рука со щитом вперед и резкий поворот перпендикулярно движению… Отряды, спешившие на юг, к Геллеспонту, на ходу разворачивались домой, на запад.

На северной границе Македонии царь разделил силы: большая часть свернула на юг — помогать Антипатру, лучшая во главе с Александром продолжила путь на юго-запад в сторону границы с Иллирией.