качай извилины здесь!

автор:

Книга «Бесконечность»

Часть третья. Царь царей

Глава 21. Высокий трон (год двадцать шестой, середина 1)

Солнце еще припекало, но осенние ливни уже начались. И казалось, небесные потоки смывают и живых, и мертвых. Люди бежали из Арбел, напуганные эпидемией проказы. Задержались только Александр и его соотечественники – тем самым показывая: поле битвы осталось за ними, а настоящие триумфаторы не боятся трупного яда так же, как не боялись когда-то Персии, казавшейся обычным людям абсолютно непобедимой.

Когда среди туч в очередной раз вспыхнуло солнце и редкие прохожие засеменили по узким улочкам города – на центральной площади выстроились вооруженные граждане Македонии. Войсковое собрание – высший орган управления Македонского царства – последний раз созывалось в Пелле для провозглашения нового Самодержца.

За пять прошедших лет этот монарх сделал своих солдат самыми знаменитыми и богатыми в мировой истории. Теперь им – доступно все, и не осталось сил, способных помешать осуществлению любого каприза. Именно за это подданные хотели отблагодарить своего Государя. Им было неловко: он раздает награды и подарки, а сам не получает ничего. Поэтому о предстоящем собрании Александр узнал последним и мог только догадываться, что его ждет.

– Я, действительно, старший из Вас, – пытался говорить громко изможденный болезнями и старостью Демарат. – Но я не настоящий македонец.

Крики дружеского возмущения были ему ответом:

– Говори, Демарат! Ты лучший из нас, Демарат!

– Я не могу! – прохрипел царский ксен и подал знак Пармениону.

– Македонцы, я видел наше Отечество во дни славы и в годы запустения. Я лично знал многих славных царей. Но никто из них не мог даже мечтать о таком наследнике!

Восторженное ликование прервало Пармениона.

– И вот мы здесь! Азия наша! Так отдадим же ее навечно тому, кому она должна принадлежать по заслугам.

Опять неистовый шквал бушующей стихии.

– От имени старейшин македонского войска предлагаю провозгласить Александра Великого царем Азии, ее единственным законным властелином по праву победителя.

Накатывая, валы одобрительного рева превращались в отчетливое скандирование:

– А-лек-сандр! А-лек-сандр! А-лек-сандр!!!

Новопровозглашенный Владыка Азии, могучий и юный на фоне обступивших его старейшин, застыл в своей обычной позе, откинув голову к левому плечу, и щурился, будто бы от яркого солнечного света.

* * *

Оказавшись единственным дееспособным царем во всей Персидской империи, следовало идти в столицу и править. Но в какую столицу? У Персии было много общепризнанных центров: исконно персидские Персеполь и Пасаргады, мидийские Экбатаны, эламские Сузы и шумерский Вавилон.

Ближе всего находились Экбатаны. Но там засел Дарий, пытавшийся собраться с духом и силами. Мешать этому серьезному занятию Александр не хотел, он надеялся: отдышавшись и трезво оценив обстановку, персидский царь осознает тщетность сопротивления и скоро капитулирует. Гоняться же за ним по всей Азии – означило б, отвлекаться на одного человека, в то время как огромное государство скатывается в пучину безвластия и усобиц.

Зато сатрап Вавилонии Мазей всячески намекал, что готов сдаться и сдать свой легендарный город. Поэтому новый хозяин Азии решил начинать с юго-запада и пошел по кругу: Вавилон – Сузы – Персеполь – Пасаргады – Экбатаны. Причем в Экбатаны планировал прийти ровно через год и сам себя убедил: года будет достаточно, чтобы угомонились вопящие: «Уничтожим прислужников Аримана у ворот Священных Экбатан!»

А Дарию написал: «Наш спор решен. Надеюсь, окончательно. И тебе остается либо умереть вместе с прежней Азией, либо явиться ко мне для определения твоего места в новом мире. Превратиться в разбойника я тебе не позволю! Впрочем, знакомство с твоей склонной к добродетели матерью и твоими чистосердечными детьми позволяет надеяться: мы поймем друг друга».

Такого письма Дарий не ждал и отвечать не собирался. Он нуждался, чтоб скифы откликнулись на его мольбы о помощи. Северные кочевники, которых оседлые южане долгие годы обзывали «тупыми и мерзкими дикарями», порадовались льстивому заискиванию своего злейшего врага (недавно такого могущественного!), но не смогли договориться между собой, как справиться с новой напастью.

* * *

Мазей всю жизнь скрывал свои вавилонские корни. И даже, когда женился на вавилонской царевне, заверял, что вливает чистую персидскую кровь в дряблые жилы захиревшей династии.

Как истинный «перс», он отчаянно дрался под Гавгамелами и бежал одним из последних, вытаскивая деморализованные остатки Вавилонской армии из рыжих клубов смерти.

Но, вернувшись в родной город, наместник сознался, что прикидывался персом исключительно для блага Отечества. Мол, его собственные предки (включая родителей) – выходцы из Вавилона, а жена прямая наследница престола. Следовательно, он сам – законный и долгожданный царь Вавилонии.

Горожанам такой поворот событий понравился по двум причинам: во-первых, Мазей – был привычным и сносным правителем, а во-вторых, большинство вавилонян так же, как и Мазей, еще недавно предпочитало выдавать себя за персов, а теперь больше всего на свете желало обособиться от народа, потерпевшего такое позорное, сокрушительное поражение.

Обретение собственного царя праздновали всем городом и в самый разгар торжеств одобрили царское решение о безусловном подчинении Великому царю царей Александру Аргеаду.

Встречать «Богоравного Владыку» отправилась огромная праздничная процессия во главе с Мазеем и его сыновьями.

Тем временем Александр в небольшом городке между Арбелами и Вавилоном – Описе распределял войска по гарнизонам, ждал вестей от Мазея и, пользуясь паузой, изучал свойства нефти. Благо ямы с хорошим «подземным маслом» попадались чаще, чем колодцы с нормальной питьевой водой.

Исследуемая субстанция легко воспламенялась не только от малейшего огня, но и от яркого света, а полыхала с такой силой, что поражались даже «испытавшие» на собственной шкуре это опасное оружие защитников Тира.

Эксперименты увлекли царя, но закончились бедой. Сильно обгорел мальчик-слуга, обмазанный нефтью одним из экспериментаторов для проверки: может ли это «масло» быть полезнее оливкового. После этого Александр прекратил опыты и объявил: основное назначение «пламенной жижи» – война на уничтожение2.

Связь с Мазеем прервалась в тот самый момент, когда ожидали тексты договоров с его подписью3. Все понимали, существует азиатская безалаберность, и Мазей мог не послать курьеров, чтоб вернуть документы вовремя. Но знали и восточное коварство, поэтому склонялись к мысли: Вавилон закрыл свои ворота и готовится к штурму. Ведь отсутствовали не только вавилонские гонцы, но и посланные в город македонцы.

Александр приказал заготовить побольше нефти и везти ее к затаившемуся городу с соблюдением особых мер предосторожности.

– Ты собираешься сжечь Вавилон? – спросил все еще выздоравливающий (неудачно подлечившийся нефтью) Пердикка.

– Я б не хотел. Это очень большой и красивый город, центр древнейшей цивилизации… Но ждать милостыни под городскими воротами – тоже не собираюсь. Следующий Мазей будет не таким изворотливым.

Ждать не пришлось. Уже на следующий день тысячи нарядных вавилонян в едином порыве рухнули под копыта Буцефалу.

Александр благосклонно выслушал клятву верности Мазея и его сыновей, похвалил вавилонян за стойкость в боях у Исса и Гавгамел, а потом взошел на праздничную колесницу Великого царя царей. Потому что верхом в Вавилон въезжали исключительно завоеватели – законным правителям полагался четырехколесный транспорт.

Навстречу македонцам одновременно распахнулись все двадцать пять ворот, и раздались приветственные овации с двухсот пятидесяти башен, расположенных по периметру городской стены, самой высокой и толстой в мире.

Александр въехал через триумфальную арку Богини Иштар4 и медленно прокатился меж высоких зданий главного проспекта, напоминающего горное ущелье.

Тысячи вавилонских красавиц засыпали лепестками роз Великого царя и литые колоны непобедимого войска. Жрецы в белых одеждах повсеместно жгли фимиам на серебряных алтарях5. Горланили трубы. Торжественно гремели огромные барабаны. Многочисленные хоры вторили друг другу. Длинные гирлянды из живых цветов украшали дома и колыхались над улицами.

– Город радуется освобождению от двухсотлетнего персидского рабства! – прокомментировал Мазей, снова ставший сатрапом Вавилонии и ехавший рядом с самим Гефестионом, как бы Великим Визирем и ближайшим другом нового Господина.

– Что ж вы так долго терпели?!

– А как иначе?! Только долготерпение дает народам долголетие и помогает дождаться таких величественных и прекрасных мгновений!

На главной площади верховный жрец Вавилона торжественно провозгласил Александра «Царем Вселенной — Властелином четырех сторон света». Этот титул носили вавилонские императоры в те далекие времена, когда им принадлежало множество соседних государств. Конечно, традиция обязывала наделять всевластьем в день весеннего равноденствия, но тут нестандартный Царь, и для него сделали соответствующее исключение.

Обшарпанные громадины городских построек пылили сильнее обычного. Все семь ступеней Вавилонской башни6 зияли проломами. Висячие сады, давно пришедшие в запустение, напоминали горный склон, покрытый чахлой растительностью. Но местным жителям и их гостям среди развалин и сорняков мерещились величественные духи древних, пришедших узнать, сможет ли этот рыжий мальчик в сияющих доспехах вернуть прежний блеск обветшавшему царству.

Чтобы покончить с ранами и болезнями, Александр объявил месячный привал непосредственно в Вавилоне:

– Это мой долг за ваш переход от Тира до Гавгамел!

В ту же ночь самые удачливые осваивали диковинные матрацы из шкур, наполненных теплой водой. Эти роскошные лежаки выбросили из дворца Навуходоносора, где поселился Александр. Выбросили по царскому приказу, «чтобы не спать в свое удовольствие».

Шестнадцать тысяч золотых талантов7, обнаруженных в персидских сокровищницах Арбел и Вавилона, ушли на выплату вознаграждений. И хотя деньги распределялись в зависимости от рода войск и пропорционально боевым заслугам – недовольных не было. Каждый получил не менее ста золотых драхм8 в награду и двухмесячное жалование впридачу.

* * *

«Александр – Учителю своему Аристотелю. Шлю тебе наши почтительные приветствия и полный список книг, обнаруженных в библиотеках Вавилона. Прошу указать нужные тебе в первую очередь. Потому что переписать все получится лет через десять. И то, если сохраним нынешний темп.

Надеюсь, перечень этих сокровищ даст тебе представление о том, как радовался я, увидев их своими глазами. Только для того, чтоб сделать здешнюю науку достоянием целого мира, следовало идти в Азию! Теперь бы поскорее слепить этот «целый мир».

Хоть и так почти задыхаюсь. Какая-то часть души откладывается и гаснет вместе с каждой непрочитанной книгой. Такое чувство, будто я теряю мудрых и прекрасных друзей одного за другим. Теряю навсегда. Наверняка, там много глубоких ответов на мучающие меня вопросы. Но искать ответы и шлифовать мироздание смогу, когда все присвою.

Как хотелось бы работать медленно и расчетливо – так, как учил нас ты. Но сегодня стоит замешкаться, и дедушка Хронос9 слизывает дела, как волны недостроенную гавань.

Только это и могу написать в оправдание своих «бесчеловечных злодеяний». Хоть и не жду прощения и снисхождения ни от кого. За все содеянное следует отвечать и мучиться не меньше Гермия. Но не сейчас – не время».

* * *

Пока Александр порывался благоустроить и просветить свой будущий мир, македонское войско кутило, как матросы на берегу.

– Еще немного, – кричал Дарий, – и вся его армия превратится в стадо похотливо хрюкающих свиней!

– «Немного» может длиться слишком долго, – сдерживал торопливую царскую радость унылый визирь Набарзан.

– Так было всегда, Набарзан. Боги позволяли силам зла одолевать нас, чтоб мы ценили победы, дарованные нам в самом конце. Когда Александр погрязнет в золоте, тряпках и наложницах, он уподобится демону, увязшему в болоте, и нам останется подойти и отсечь его рыжую голову.

* * *

Гегемон, ворвавшийся к Каллисфену, был похож на собаку, озабоченную поиском косточки, зарытой и забытой.

– Каллисфен, хоть ты займись чем-нибудь полезным. Перепиши, например, астрономические таблицы вавилонян и отправь Учителю.

– Но, Великий царь, я занят отражением и историческим осмыслением славных подвигов под Гавгамелами. Я не успел опросить и половину тех, кого ты сам назвал героями. А ведь есть еще скромные герои. Без моих стараний они так и останутся невыявленными и неизвестными потомкам.

– Потомков едва ли заинтересует такое количество имен и описание весьма схожих поединков. Скорее всего, они вычеркнут и забудут многие имена и подвиги, чтоб сделать историю проще, понятнее и благозвучнее. Наверное, даже скажут: подлинным лидером эллинов был глубокомысленный ученый Каллисфен, а не злобный недоучка Александр.

– Они не посмеют!

– А почему нет? От перемены наших имен сущность-то не изменится. Сохранить бы достигнутое, а личные заслуги можно забыть. Другое дело вот эти таблицы. Здесь ни одного знака нельзя ни заменить, ни пропустить, потому что рухнет вся система. Даже твоя история превратится в набор имен и дат, утративших место в хронологии человечества.

Эллада рождает тысячи самоотверженных героев каждый год. А повторенье таких расчетов требует тысячелетий упорных наблюдений и неустанного труда людей редчайшего ума. Но ты один мог бы подарить эллинам эти тысячелетия прямо сейчас, если б вместо подробного перечня имен и красочного описания драк послал домой вот эти сухие цифры.

– Александр, ты увлекся. Поручи это любому, кто просто умеет писать. Зачем отрывать таких ученых, как я? Моей работы за меня ведь никто не сделает.

– Ладно, извини… Просто я так удручен ЭТИМ… происходящим. Думал подарить людям досуг. А теперь выясняется, посеял свинство. Вокруг неисчерпаемые кладовые древней мудрости, а мои солдаты тратят время и деньги на шлюх и выпивку.

– Но ты же сам сказал: «Месяц отдыха». Вот они и отдыхают, как им больше нравится. Я, например, составляю исчерпывающие мемуары. Ты что-то там читаешь и пишешь. Но простых солдат больше интересуют прекрасные вавилонянки, которым не только родители, но и мужья разрешают торговлю телом. Такова человеческая природа… И ты этого не переделаешь, даже если пойдешь войной против собственной армии.

Солдаты никогда еще не собирались в поход так медленно и неохотно. А собравшись, угрюмо слушали Автократора, взывавшего к чьей-то совести:

– Мы сокрушены врагом по имени алчность! Нет ничего более порабощающего, чем плотские наслаждения. И нет ничего более почетного, чем держать в узде собственную телесность. Неужели вы не понимаете, мы не можем поступать так же, как побежденные?! Иначе изменятся имена и внешний вид мерзавцев, но мерзость от этого станет только гнуснее и непобедимее!

Древний город обезлюдел за одно утро. Из пятидесяти тысяч щедрых и богатых завоевателей, оставалось две тысячи. Да и тех заперли в казармах для несения гарнизонной службы. Утомленные «красотки» укатили в Финикию – дышать целебным морским воздухом и обновлять гардеробы на богатейших рынках. Торговцы – туда же искать применение неожиданно свалившимся капиталам.

Несмотря на слякотную и ветреную погоду, покинутый Вавилон выглядел чище и опрятнее, чем при персах, потому что целый месяц его скребли и ремонтировали по приказу Александра. Но в главном храме Мардука по-прежнему ютились бездомные оборванцы и бродячие собаки. Плодороднейшие, илистые земли Евфрата с запущенной ирригацией продолжали гнить и покрываться вонючей, болезнетворной плесенью.

Тридцать четыре дня роскоши и разврата ублажили практически всех, но невероятно расстроили Александра. Порою казалось, он возненавидел собственную армию за Вавилонские вакханалии.

Поход в Сузы начался регулярными ночными тревогами, проверками оружия, изнурительными учениями и увеличением на двадцать пять стадий10 нормы дневного перехода. Даже через Тигр переправлялись в самом широком месте.

Александр и сам усиленно тренировался, особенно налегал на скачки и стрельбу из лука, считая, что эти навыки даются ему с трудом. А еще учился догонять колесницы, вскакивать и выскакивать на максимально возможной скорости.

Во время дневных переходов царь читал, писал, командовал, не вылезая из седла. В такое время особо доставалось подчиненным Евмена. Бедолаги еще не успели опомниться после переписывания вавилонских книг, а их уже нагрузили сбором и распространением информации по всему миру.

Чтобы лучше узнать, что такое «весь мир», его прочесывали шагомеры. Им предстояло составить подробнейшую «опись Земли» с указанием дорог, рельефа местности, мельчайших населенных пунктов, рек, озер, ручьев и колодцев, а также растений и животных. Копии составленных карт следовало направлять для проверки Аристотелю, а потом распространять по всем городам, где есть ученые или хотя бы школы для юношества.

* * *

На развилке дорог у города Ситтакены11 встретились с очередным пополнением. Аминта, не дожидаясь весны, привел из Эллады пятнадцать тысяч новобранцев, среди которых македонцы впервые оказались в явном меньшинстве.

– После Гавгамел, – рассказывал главный вербовщик, – приходится отбиваться от желающих участвовать в «Последнем походе». Очень много потенциальных мародеров. Но теперь они ловко врут про священную миссию эллинов. Поэтому я привел сюда меньше половины вышедших из Пеллы. Да и оставшиеся нуждаются в дополнительных испытаниях.

Александр согласился и устроил большие военные учения прямо посреди дороги. Но предварительно покончил с делением действующей армии по территориально-национальному принципу. Смешал народности и всех распределил по жребию между десятитысячными отрядами: семь пехотных12 под общим командованием Кратера и два кавалерийских во главе с Клитом Черным и Филотой. Основные подразделения разделил на тысячи, а тысячи на сотни13. Таким образом, двоичная система счисления войск14 сменилась десятичной. Тысячники и сотники назначались по конкурсу, в результате публичных состязаний. Вне общей структуры остались царская кавалерия15 под руководством Эригия, флот Неарха, разведчики Гегелоха, а также штабная (караульная) тысяча пехотинцев во главе с «хилиархом»16 Гефестионом — фактическим начальником штаба17 и главным царским наместником «по всем невоенным делам». Парменион, оставшийся без личного состава, получил звучный титул – «главного военного советника Великого царя царей».

И, когда войсковая структура пришла в соответствие с тактическими и арифметическими представлениями своего главнокомандующего, он временно сложил свои полномочия и занял место рядового пехотинца. Во время учений показывал чудеса силы и выдержки, пытаясь заразить своей самоотверженностью окружающих, и даже добился некоторых успехов. По крайней мере, ленца, присущая солдатам после Вавилона, растаяла, как и накопленный жирок. По вязким от дождей полям Сузианы18 топала армия целеустремленная, бодрая – похожая на ту, что три с половиной года назад перешла Геллеспонт.

* * *

«Город лилий» (Сузы) сдался еще отряду Филоксена, ускакавшему туда из Арбел. И здесь целых два месяца готовили трон для нового царя царей. Тот самый трон, на котором в течение двух тысячелетий восседали представители эламских, мидийских и персидских династий.

Тронный зал не вмещал всех желающих полюбоваться тем, как «новичок» усядется на столь славный престол. Александр не стал их мучить и первым делом явился туда, где толпились взволнованные зрители19.

По преданию трон умерщвлял любого самозванца – новый венценосец умирающим не выглядел. Зато казался коротконогим, поскольку не доставал до скамеечки из слоновой кости, где двести лет покоились ступни высокорослых Ахеменидов.

Грандиозного зрелища явно не получалось. Пока суетливые слуги искали достойную замену красивой подставке для ног, присутствующие в тупом недоумении пялились на мускулистые рыжеволосые ноги, зависшие в воздухе. В конце концов, нашелся какой-то столик, подходящей формы и размера.

Когда ноги царя нашли твердую опору, публика отвлеклась от созерцания нагих конечностей и увидела возле трона двух мужчин, утирающих слезы.

– О, Боги, – твердил царский ксен Демарат. – Как жаль эллинов, недоживших до этого счастливого мига. Все встало на свои места: великий человек на троне «царя царей», ничтожные варвары разбегаются в ужасе.

Жирный повар Дария рыдал беззвучно. И его спросили, не думает ли он, что эллинам положено плакать от радости, как делает это благородный Демарат.

– Нет, – ответил слуга на ломаном арамейском. – Мне больно видеть ноги нового господина там, где стояли любимые лакомства моего прежнего хозяина.

Александр скривился, резко пнул столик, оказавшийся обеденным, и спрятал ноги под трон. Но Филота подхватил летящую мебель и потащил назад, громко восклицая:

– Это символично! Это очень символично! Ты попрал святыни обжорства.

Александр не возражал, и все перевели взгляды на Филоту, очень довольного собой.

– Как в театре для черни, – шепнул Гефестион Кратеру, но тот еще больше нахмурился, не признав сказанное за шутку.