качай извилины здесь!

автор:

краткий вариант книги

Диалектика собственности
как костяк мировой истории

(октябрь 1982 г. – апрель 2013 г.)

Раздел II. Цивилизация

Глава 7. Соединение наций

Рубрика Л. «Синтетические войны»

§ 81. Привлечение спарринг-партнера

Роль Соединенных Штатов в победе над Третьим Рейхом принято умалять. Даже в самой Америке, не склонной «дразнить гусей». Но факты красноречивы!

Именно США выставили рекордную численность войск: 13,5 млн. своих + 2 млн. африканских и +1 млн. латиноамериканских. Для сравнения СССР ни разу не смог задействовать на всех фронтах более 11,5 млн. одновременно. Предельная численность германской действующей армии была в 2 раза ниже американского рекорда, британской и японской – в 4, французской – в 10. На войну и поддержку союзников (включая «ленд-лиз») Штаты истратили в 3 раза больше всех остальных государств вместе взятых. Впрочем, истратили прибыльно, а не в убыток, как те! Потрясает и мощь военного производства: в начале 1945 г. США производили оружия в 3 раза больше СССР и в 10 раз – Германии и Японии со всеми их сателлитами.

Мы же упрямо верим, что «хребтину фашистской гадине перебили советские люди» благодаря массовому героизму и самоотверженному труду. Но даже и нам понятно, что после «Великой победы» Советский Союз ни при каких обстоятельствах не мог потеснить Америку. Ведь мы потеряли 27 млн. граждан (в 90 раз больше США)1 и понесли убытки в размере 6 годовых ВВП 1940 г. Меж тем, Штаты, имея свежую и супер-вооруженную армию, недосягаемую для нас авиацию и ядерное оружие, могли без особых проблем превратить СССР в пустыню или прибрать к рукам. Однако не сделали ни того — ни другого, хоть понимали прекрасно, что оставляют врага с огромными территориальными и человеческими ресурсами. Думаете, из гуманных соображений?! Увы, не только и даже не столько.

Америка не нуждалась в пустыне на пол-Евразии или в советских штатах – зато «потенциальный противник» ей явно пошел на пользу. Благодаря ему полвека держались в тонусе, не допустив повторения «Великой депрессии» в более страшных масштабах. Нет никаких оснований считать, что выбор такого варианта развития советско-американских отношений был вполне осознанным и заранее распланированным. Просто чутье и опыт направили в эту сторону.

И.о. президента Г. С. Трумэн изведал на собственной шкуре пагубные последствия послевоенной либерализации 20-х годов ХХ в. Во времена процветания он был хозяином шикарного магазина. В Великую депрессию, несмотря на ветеранские льготы и связи, разорился в прах – потому и ушел политику. В качестве высокопоставленного чиновника он видел, как тормозили реализацию спасительного «Нового курса» фанатики либерализма. Поэтому, завершая Вторую мировую, Трумэн не спешил ослаблять зажимы. И таких, как он, в Америке было множество, в том числе на высоких постах!

Однако за «годы лишений» по свободе соскучились так, что уже к сентябрю 1945 г. 85% американских предприятий избавились от госконтроля. И тут же проявились первые признаки экономического разлада. В 1946 г. на улицы вышли миллионы «обиженных кризисом». Под напором растущего хаоса «воинственный Гарри», которого уже успели списать со счетов как «застрявшего на войне», стремительно вырвался в национальные лидеры и воскресил «политику сильного государства, ответственного за дальнейшее руководство всем миром».2

Чтоб оправдать её в глазах свободолюбивой Америки, Трумэну требовался «враг у ворот». Лучше других на роль такого врага годился Советский Союз, громогласно претендовавший на коммунистическое переустройство всей планеты. А годился он потому, что анналы российской истории и вся большевистская практика уличали в нем показушника.

Народ, изначально раздробленный лесами-степями-болотами, обделенный морскими коммуникациями (да и речными тоже – поскольку они замерзающие), плохо объединялся, а потому оставался слишком слабым и некультурным на фоне сообществ, сплачиваемых самой природой и общавшихся интенсивнее. Столетьями изнывая от вторжений технически-передовых и кочевых грабителей, наши предки приучались насильственно объединяться и имитировать мощь. Как звери перед опасным противником стараются держаться вместе и выглядеть крупнее, смелее, активнее, так и русские люди сбивались под вожаком и притворялись чем-то намного круче, чем были на самом деле.

Никого не созвавший «Царь-колокол» и никого не сразившая «Царь-пушка» - до сих пор настоящие символы русского государства, помпезно-неэффективного. «Искусство нижее вида!»3 — как выражался П. А. Романов. При Василии III прикинулись «Третьим Римом». При Иване IV – «Святым Царством». При Петре I – «Всероссийской Империей». При большевиках – Социалистическим Союзом. К нашей чести хочу отметить: каждая новая имитация получалась правдоподобней предшествующей: изображая силу, мы становились сильней. Людей и земель прибывало, техническая мощь росла, самостоятельное творчество развивалось…

Однако и большевистский «социализм» был в основном притворством, весьма далеким от теоретически обязательного и практически необходимого минимума развитости. А уж сознательного единения трудящихся всех стран и потребительского изобилия вовсе не наблюдалось. Именно потому большевики с порабощенным ими народом постоянно оказывались слишком слабыми для успешного решения задач «коммунистического строительства». В ходе революционных войн пытались раздвинуть границы – в результате утратили значительную часть царских владений. Брались превзойти капиталистический прогресс – были вынуждены подворовывать научно-технические достижения капстран. Создавали армию для сокрушения всего мирового империализма – еле-еле справлялись с второстепенными государствами, а в стычках с серьезным противником терпели сокрушительные поражения и несли катастрофические потери.

СССР никогда бы не приняли в антигитлеровскую коалицию, если бы западные державы не видели, что этот партнер явно слабее их, что по-настоящему опасен не большевизм, а нацизм, для сокрушенья которого приходилось не допускать полного истребления Красной армии.

Трезво оценивая эти и аналогичные факты, американцы понимали (или должны были понимать), что Советский Союз для них не опаснее «призрака Коммунизма», а значит, весьма полезен для имитации битвы под названием «Холодная война».

Так посконная византийщина наконец-то была востребована на авансцене истории в качестве главного антипода американского социал-индивидуализма. Продержалась, увы, недолго – примерно одну полновесную фазу (большую волну) экономического цикла, послужив промежуточной станцией при возвращении Глобального коллективизма к его истокам – Великопойменным странам.

Как прискорбно осознавать, что родился и вырос в промежности между немцами и китайцами, марксизмом и исламизмом! Не открылось мне — мальчику, «что в бездарной стране даже светлые подвиги – это только ступени в бесконечные пропасти к недоступной весне»…4

§ 82. Бой с тенью

Несмотря на формальное сохранение союзнических отношений и совместное добивание Японии, американский лидер еще в мае 1945 г. заговорил о «коммунистической угрозе» и прекратил «ленд-лиз» для Сталина и его пособников. В августе 1945 г. назвал бомбардировку Хиросимы и Нагасаки «демонстрацией дубины (вариант – «железного кулака») против русских». В марте 1946 г. поддержал «Фултонскую речь» У.Л. С. Черчилля о «железном занавесе» и «отпоре англоговорящего содружества народов коммунистической экспансии».

Укрепив свою власть укрощением социальных бурь 1946 г., администрация Трумэна занялась пропагандой собственной «концепции сдерживания коммунизма» («доктрины Трумэна»). В апреле 1947 г. представитель США в ООН Б. М. Барух поведал народам Земли о разгаре «Холодной войны между свободным миром и коммунистическим режимом», якобы более страшной и всеобъемлющей, чем все предыдущие войны вместе взятые. В июне того же года европейцам предложили «план Маршалла» – восстановительное финансирование и экономическое консультирование в обмен на антикоммунизм, включавший отказ от национализации, ограничение торговли с «соцлагерем», защиту свободы предпринимательства и размещение американских военных баз на своей территории.

Под какофонию антисоветской истерии и вой «учебных тревог» Трумэн победил на президентских выборах 1948 г. и попытался реализовать свежевыработанный «Справедливый курс» (Fair Deal). Но встретил энергичное сопротивление конгрессменов, по-прежнему не желавших расширения правительственных полномочий и увеличения расходов на соцобеспечение. Прошел лишь закон, поручавший администрации «обеспечение полной занятости». Видимо, слишком призрачной выглядела «Угроза» в исполнении СССР, терзаемого ужасной разрухой и массовым голодом вопреки бравурным реляциям Совинформбюро.

Тогда президент США дополнительно обострил отношения с бывшим союзником — в 1949 г. «вырвал из лап дракона» Западный Берлин и организовал НАТО. «Советы», захлебываясь проклятьями и угрозами, ответили испытанием «собственной» атомной бомбы. Но и это позволило Трумэну лишь слегка расширить госфункции в социальной сфере (повышение «минималки», расширение круга пенсионеров-бюджетников, строительство жилья для малоимущих).

Пришлось нагнетать обстановку еще радикальнее – спешно выявив «многочисленных советских шпионов», опустились до маккартизма (1950−1954 гг.), попиравшего юстицию с логикой ради «полного искоренения антиамериканской деятельности и прокоммунистического внедрения». Одновременно Штаты посылали войска в Корею и военспецов во Вьетнам. «Всерьез» обсуждали атомную бомбардировку Китая. Да только дополнительные властные полномочия выделялись в прежней пропорции: львиная доля для поддержки «нуждающихся», мизер для упорядочения общественных отношений в целом.

Впрочем, такие пропорции, видимо, всех устраивали. По крайней мере, в последующем состоянье «Холодной войны» поддерживалось по тем же типовым сценариям. Выделю самые яркие вехи на этом пути:

— «доктрину Эйзенхауэра» с планом «массированного возмездия» (1958 г.), отводившую США роль «всемирного полицмейстера» с правом пресечения любых «коммунистических бунтов и интервенций»;

— концепцию «новых рубежей» Дж.Ф. Кеннеди (1960 г.), форсировавшую гонку вооружений в космосе.

Общественные движения от правительства не отставали. Так в 1958 г. Р. Уэлч создал «общество Джона Бёрча» для борьбы «против всякого коллективизма как политической и экономической системы, независимо от того, выступает ли он под названием социализма, государства всеобщего благосостояния, нового курса, справедливого курса, новых рубежей или протаскивается под прикрытием какой-либо иной уловки».5 Влиятельность подобных формирований трудно преувеличить.

Разумеется, СССР дружелюбием не блистал и на уступленной ему территории действовал по «методике», высмеянной Салтыковым-Щедриным: «хватать и не пущать!» Нашенские «спецорганы» преследовали «безродных космополитов» и «засланцев мирового империализма» глупей — кровожадней — бессовестней, чем американские спецслужбы «коммунистов-интернационалистов» и «агентов Кремля».

Однако отведенную нам роль мы исполнили без существенных нарушений «техники безопасности». В нужный момент исправно трусили и уступали Штатам все, что они затребовали по-настоящему: «золото Рейха», Австрию, Грецию, Западный Берлин – и так вплоть до Афганистана и «соцлагеря». Умевший прикидываться «стальным» Иосиф Джугашвили в панике отдавал даже Северную Корею (1950 г.), которую, как оказалось, смогли удержать одни «добровольцы Мао». «Самый острый» Карибский кризис (1962 г.) показал нас «во всей красе»: «хрущёвцы» то робко подкрадывались, то жульнически отпирались, то позорно улепетывали в обнимку со своими ракетами, якобы «наилучшими в мире». Хваленой «военной мощи» еле-еле хватало для варварского подавления Венгерского восстания (1956 г.), Чешской весны (1968 г.) и Польской «Солидарности» (1981−1982 гг.).

На все американские выпады СССР отвечал по-хамски, возмещая недостаток «красивых слов» и бойцовского мастерства площадной бранью и наскоками в подворотне. «Дорогой наш Никита Сергеич»6 с ботинками на столе, угрозами «показать кузькину мать» и «закопать капиталистов» – «апофегей»7 фанфаронства.

Зато самим фактом своего существования мы помогали Американской администрации «отлаживать» внутренний и международный порядок, не стесняясь командных методов. Наши малодушные зверства вдохновляли на подвиги «лучших героев Запада», отвлекая защитников прав и свобод от «злоупотреблений» собственного начальства.

Впрочем, Советский Союз тоже обязан Штатам длительным выживанием. Состояние «Холодной войны» нас постоянно взбадривало. «Образ классового врага» служил самым действенным средством воодушевляющей пропаганды и самым надежным оправданием государственного террора. Без него «новая общность людей» в своем подавляющем большинстве не стала бы имитировать «беззаветную преданность идеям Коммунизма». В силу непонимания всего чересчур возвышенного! То ли дело врага «охаивать» – достаточно инстинктивной идиосинкразии… Разумеется, в этой связи коммунистическая идеология вырождалась в «ура-патриотическую». Но без таких подмен фальшивого социализма не построишь! Тем более, в «отдельно взятой стране», где даже тт. Ленин и Троцкий призывали защищать «Отечество» под тем предлогом, что оно якобы «социалистическое».8

§ 83. Сближение полюсов

«Кто еще так похож на американца, как советский человек?»9 — риторически вопрошала Марина Влади, находя много общего в великодержавной вульгарности поведения. Но этим не ограничивалось.

Имея своим оппонентом притворщика, Штаты могли ослабить либеральный и усилить социальный полюс своего социал-индивидуалистического синтеза. В то же время Советский Союз под прикрытием социалистической риторики не стеснялся перенимать лучшее у сильнейших. Подражание американцам лишь в одиозных версиях считалось изменой «принципам». Менее яркие заимствования индивидуализма органично вписывались в причудливую смесь общественных отношений, сжатую окровавленным прессом деспотической бюрократией, крайне убого прикидывавшейся Коммунистической партией.

Однако сближение крайностей демонстрировало и то, что однобокий синтез противоположностей не способен перерастать в устойчивую гармонию. Подавленная крайность развивалась лишь постольку, поскольку она не мешала доминированию подавляющей. Изначально заданная иерархия по мере развития лишь укреплялась. Её закаляла-оттачивала даже имитация противоборства.

Сотни миллионов «настоящих американцев» никак не могли поставить «общественное» выше «личного» и служить ему добровольно. Вся их культура свидетельствовала: реален лишь индивид, а общество – умозрительная химера, насаждаемая тиранами. А потому граждане США сами по себе не могли превратиться в «точно пригнанные детали единого механизма». Уступки, на которые готов пойти представитель социал-индивидуалистической системы, должны быть на пользу конкретным людям, а не абстрактному социуму. Единственное исключение – отпор врагам всей социальной системы. Но поскольку враги хирели – «исключение исключалось», и победители ждали, что каждому из них хорошенько заплатят за «временные» лишения.

Таким образом, Америка была способна заимствовать у побеждаемых коммунистов только систему социальных вспомоществований, востребованную индивидами: одних она спасала от вымирания, другим – предоставляла дополнительную работу. Но при этом не замечали, как целое вырождается в скопление паразитов. Да и как бы они заметили то, что считают выдумкой сумасбродного гегельянства?! Воспринимая социальное сооружение как множество кирпичей, не видят – и не пугаются своего Вавилонского монстра!

Демонстративно чураясь автократических методов, Штаты их применяют окольно и избирательно под именем «встроенных стабилизаторов». Только этого слишком мало для установления-отладки надежных макроэкономических и социальных пропорций, и даже для правильного выявления реально нуждающихся. Устойчивому единству необходимо всеобъемлющее упорядочение. Американское ж государство стремится не к гармоничному синтезу общественных и индивидуальных интересов, а к вынужденному лечению «эгоистических крайностей» спорадическими «инъекциями» ослабленного коллективизма, официально признанного «крайне опасным дурманом». Что неизбежно ведет к прогрессирующей дистрофии социального организма: ни индивидуальные, ни коллективные силы не получают того, что могли б получить в качестве взаимосогласованных противоположностей, каждая из которых в равной мере естественна и компромиссно сдержана ради максимально развитой целостности.

«Одно из самых существенных противоречий, иногда именуемых даже «фундаментальным культурным противоречием Запада», состоит в том, что со стороны предложения экономика опирается на трудолюбие, скромность, аскетизм, самообладание, ответственность, инициативность, твердость. А вот со стороны спроса общество массового потребления культивирует: экстравагантность, фривольность, чувственность, сексуальность, сибаритизм, леность, расслабленность, внушаемость. Будущее напрямую зависит от того, удастся ли в дальнейшем удерживать баланс между этими противоречивыми тенденциями, используя противоречия в качестве движущей, а не разрушительной силы»,10 – размечтался о «круглом квадрате» И. С. Березин, видимо, полагая, что на этот раз готовность гомо сапиенсов к самоотверженному труду окажется равновеликой стремлению к удовольствиям.

Что касается СССР, то в этом театре абсурда замшелая бюрократия домогалась недостижимого – «конструктивного творчества и высокой активности» порабощенных масс. Общеобязательная имитация частной инициативы была призвана восполнить напускную приверженность общественным идеалам и в результате составить «теоретически-верный» синтез общественного и личного. Но стимулирование «материальной заинтересованности» рабов лишь множило рабский паразитизм быстрее, чем в США. «Высокоидейная» компропаганда выхолащивалась поощрением низкой корысти!

Большевизм вызывал искреннюю поддержку масс на стадии поголовной «экспроприации экспроприаторов», казавшейся приближением всеобщего изобилия. Он был социально «полезен», пока жесточайшими репрессиями подавлял конфликты, поддерживая искусственное единство в чересчур разношерстном сообществе.

Только долго ли можно вести к возвышенной цели стада, охмуренные словоблудием и соблазненные мародерством? Получается, что недолго! Самоотверженные коллективисты быстро жертвовали собой, и оставшаяся без них номенклатура делалась слишком слабой для насильственной интеграции социума. Потому-то так скоро индивиды рассыпались, как песок из прохудившегося мешка. Они были слишком разными для взаимопримирения и совершенно непривычными улаживать отношения без «посредничества» тотального деспотизма. Таким образом, заимствование американского индивидуализма явилось для СССР не признаком развития, а симптомом распада «советского образа жизни».

К сожалению, псевдосоциалистическое государство не преуспело в выращивании настоящих строителей коммунизма, способных хотя бы представить более сложную и менее грубую форму подчинения личного коллективному. А уж сознательное служение общественным идеалам прививалось лишь единицам. Потому что добровольное самоподчинение общечеловеческому требует очень сильной концентрации интеллекта – что, конечно, большая редкость при теперешней толчее.

Потому и не буду мечтать о таком общественном устройстве, где миллиарды личностей сознательно объединяются в одну гармоничную целостность и потом до «конца времен» добросовестно улучшают созданное единство, придумывая все более надежные способы разрешения старых и новых конфликтов прежде, чем те обострятся.

§ 84. Общество массового потребления

К середине 50-х годов ХХ в. в США зашевелились толпы, склонные добиваться «равных условий жизни при неравных способностях». Что на практике означало вымогательство социальных компенсаций (пособий, льгот, гарантий и т. п.) за явные и мнимые персональные недостатки. В оправданье провозглашалось чуть ли не по-марксистски: «Свобода без средств невозможна!»

Первой вскипела борьба против расовой сегрегации — за уравнивание «белых и цветных». В 1955 г. баптистский проповедник М. Л. Кинг вывел на улицы черных братьев из гетто и белых студентов из благополучных семейств. В своей знаменитой речи «Есть у меня мечта» он точно предвидел будущее: «Вихри волнений будут раскачивать устои нашей страны до тех пор, пока не настанет светлый день справедливости». И сам же «сознательно создавал кризисные ситуации».11

«Ненасильственные протесты» в середине 60-х переросли в массовые беспорядки с поджогами, погромами, драками, убийствами – «расисты» пошли на попятную. Успех «цветных» вдохновил бездомных, безграмотных, нищих, пацифистов, зеленых, вегетарианцев, феминисток, гомосексуалистов, сектантов, «коммунистов», оккультистов, инвалидов, стариков, молодых и прочих.

Халаявщики всех стран называют 50-е годы ХХ в. «серебряным веком Америки», а 60-е – «золотым». Еще бы – манна просыпалась щедро! Безграмотных принимали на работу, требовавшую среднего образования, и помогали его получить. Ленивым доплачивали. Не желавшим учить английский предоставляли бесплатных переводчиков. Всевозможным «меньшинствам» бронировались рабочие места…

Вершиной «борьбы с бедностью» стала программа создания «Великого общества» президента Л. Б. Джонсона (1963−1969 гг.). Она включала государственное медобеспечение и образование; увеличение пособий безработным, пенсионерам, инвалидам, многодетным семьям и т. п.; льготы по ЖКХ; поддержку «бедных» регионов; расширение прав иммигрантов и т. п. Под лозунгом «Изобилие и свобода для всех» Джонсон повысил социальные расходы до 40% госбюджета, а число граждан, получающих госпособия, – до 35 млн. (20% населения). При этом еще надеялся со временем «освободить государство от иждивенцев, превратив их в налогоплательщиков».12

«Курс на «общество всеобщего процветания» снизил остроту социальных конфликтов» – итожит энциклопедия.13 А «модой 70-х» стала общенациональная борьба за права потребителей.

Напрямую ограбить имущих ради подкормки «лузеров» либеральная власть не решалась. И потому прибегла к косвенному ограблению, тщательно прикрываемому популистской фразеологией и всевозможным пиаром. При этом демократическая партия выступала прямолинейней, отстаивая повышение налогов для самых богатых. Республиканцы ж такие налоги снижали, а наращивали исключительно государственные долги, «гарантируя» их возврат лавинами гособлигаций, львиную долю которых раскупали все те же богатые. И, конечно же, обе партии, все сильней утопая в госдолге, единодушно ратовали за сниженье госрасходов. Только те постоянно росли! Затягивать пояса Америка не желала – «привычкой становилось перепотребление».14

Зато демократы достигли посильного совершенства в пробуждении филантропии душещипательными спичами о бедствиях обездоленных. А республиканцы научились уколыхивать себя и аудиторию рассказами о «просачивании благ сверху вниз». Мол, ослабление налогового бремени побуждает предпринимателей «реинвестировать капиталы», создавая тем самым дополнительные рабочие места для неимущих.

Если не видеть целого, то обе партии вроде бы правы. Кто же щедрее поможет нищему, как не искренний филантроп?! И кто ж ловчей капиталиста приращивает доходы? Но чем же тогда объяснить отсутствие ожидаемых результатов?! Только «картиной в целом»!

Там, где благотворительность – потворствование шантажу «профессиональных нищих», каждый пожертвованный доллар умножает не взаимную (христианскую) любовь между благодетелями и облагодетельствованными, а наглость вымогателей и их число. Чем больше им дают – тем больше они рассчитывают получить с помощью новых протестов, переходящих в погромы. А тут еще государство льготирует «благотворительность».

Там, где растут госрасходы — и с ними госдолг, проценты по гособлигациям очень высоки и «как бы надежны». Вот большинство толстосумов и не мучит себя созданием новых «прибыльных видов деятельности» – попросту покупает «государственные активы», а заодно бумаги всевозможных «фондов» с такими же высокими и мнимыми дивидендами, как у правительства США. К тому же снижение налогов в «обществе потребления» ведет не к росту инвестиций, а к наращиванию расходов.

§ 85. Под прессингом дефицита

Нельзя поощрять потребительство, не истощая освоенные ресурсы. Вот и американская экономика тоже пришла к дефицитам. Они прирастали скачками с каждым триумфом «обездоленных».

Уже в 1958 г. заговорили о «ползучей инфляции» (creeping inflation) и чрезмерности госрасходов. С 1966 г. бюджетный дефицит рос, как на дрожжах. В 1969 г. инфляция подскочила до казавшихся катастрофическими 5%. Но год спустя было еще больше – 6%.

Вновь пришлось регулировать цены и зарплаты, создавая дополнительные госорганы. Но «чрезвычайное положение Никсона» (1970−1971 гг.) лишь усугубило ситуацию! Попытки сокращения госрасходов мучили экономику и нервировали население. В 1971 г. впервые за сотню лет американский импорт превысил экспорт. И вообще первый раз в истории США инфляция превратилась в стагфляцию — привычный в наших (хронически дефицитных) краях рост цен с одновременным падением производства. В 1973 г. цены выросли на 14%, в 1974 г. – на 19%, в 1979 г. – на 25%. А это уже «галоп»! Долларовый «золотой стандарт», державшийся с 1934 г., рухнул и в 1978 г. обмен банкнот на золото был окончательно отменен.

В 1982 г. треть производственных мощностей Америки простаивала. Предприятия закрывались. Капитал утекал за границу. Реальные доходы американцев сокращались. Безработица в 1975 г. превысила — 11 млн. (9% трудоспособного населения), а в 1982 г. – 12,5 млн. (свыше 10%). Рождаемость ежегодно обновляла исторический минимум.

Ситуация резко ухудшалась и на международной арене. За 1960−1980 гг. доля США в мировом валовом продукте снизилась с 44% до 27%, участие в мировом экспорте сократилось на треть. Посттоталитарные конкуренты (особенно Япония и Германия) сокращали отставание, показывая двузначные проценты ежегодного прироста. Сырьевые державы «наглели» – и раз за разом удваивали, утраивали и даже учетверяли цены. Так стоимость нефти учетверялась дважды в 1973—1974 гг. (с $ 3 до $ 12 за баррель) и 1979−1980 гг. (с $ 10 до $ 40).

Разбогатевшие на распродаже ресурсов «коммунисты» присвоили целый ряд дополнительных территорий (Южный Вьетнам, Камбоджу, Анголу и т. д.), а заодно добились «разрядки международной напряженности», существенно облегчавшей участь задыхавшейся от гонки вооружения советской геронтократии. Кроме того, СССР получил выгодные торговые договоры и кредиты для закупок продовольствия, ширпотреба, технологий, техники и т. д. Кой-кому даже грезилось, будто «общий кризис капитализма вступил в завершающую стадию загнивания».

Да только Америка не собиралась гнить или менять свой социальный строй на нечто лучшее – лучшего не наблюдалось. Не использовать же тупые и зверские методы тоталитаризма для обузданья халявщиков или снижения дивидендов до уровня реальной прибыльности хозяйства?!

До Р. У. Рейгана (1981−1989 гг.) оптимальным вариантом спасения США считалась всемерная экономия и максимальная независимость от импортеров сырья. Но такая «диета» лишь обостряла голод. Двигаться к аскетизму у Америки не получалось – он для нее неприемлем как любое насилье над личностью! В 1980 г. Штаты импортировали на $ 100 млрд. больше, чем экспортировали, и превратились в «чистого должника» (внешняя задолженность США превысила долги других государств Америке).

Меж тем, как и во все века, сильный мог грабить слабого, присваивая извне недостающие ресурсы. Вот администрация Рейгана и решилась пожертвовать «условным противником», чтобы сделать его добычей.

Длительная «Холодная война» облегчала задачу мобилизации сил. Военные расходы США резко нарастили (до 29% госбюджета) и запугали «империю зла» предстоящими «звездными войнами».15 Реальную же экспансию повели на финансовом фронте, повышая проценты по долларовым кредитам-депозитам под лозунгом: «Дорогой доллар – дешевый экспорт». Это обеспечивало Америке приток недостающих ресурсов, а СССР лишало значительной части «нефтедолларовых» поступлений. За 10 лет такого военно-экономического давления «коммунистический блок» окончательно измотался в панической суетне, называвшейся «перестройкой», и развалился на лакомые кусочки. Так без единого выстрела Штаты разметали преграду к освоенью «Восточного полушарья» и к мировому господству. Мы ж со своим «величием» лопнули, как пузырь…

Массированное вторженье на слаборазвитый рынок бывших «социалистов» ослабляло проблемы Америки. Еще в 1986 г. она снизила подоходный налог с 50% до 28%, а налог на прибыль корпораций с 46% до 34%. С 1987 г. социальные расходы США вновь превысили военные. Правда, при этом победоносная республиканская администрация (1981−1992 гг.) учетверила госдолг, а в конце 1988 г. едва не обрушила всю финансовую систему.

Но это уже никого не пугало. Холодная война шла к триумфальному завершению. Индивидуальные доходы росли, как в лучшие годы. И весь мир спешил вкладывать деньги в американскую экономику.

§ 86. «И целого мира мало»16

Принимая бразды правления в январе 1993 г. У.Дж. Клинтон поздравил сограждан с «Великой победой в Холодной войне». Позже его супруга с группой однопартийцев инициировала спецнаграду победителям – «Cold War Service Medal» (медаль за службу на Холодной войне).

Как водится после войны (даже если она условная), победители ликовали, расслабляясь и выпячивая то, что, по их мнению, явилось главной причиной триумфа. Либерализм распоясался и местами шокировал публику.

Собранного «на руинах великой деспотической империи»17 хватило для очередного процветанья США при президенте Клинтоне (1993−2001 гг.). Реальные среднедушевые доходы, 30 лет колебавшиеся у отметки 1969 г., увеличились на 30%. Безработица снизилась до 4%. Даже годовое сальдо федерального бюджета дважды оказывалось положительным: + $ 70 млрд. в 1998 г., + $ 236 млрд. в 2000 г.

Но еще не успела утихнуть победная эйфория, как сделалось очевидным: потенциальную доходность социалистического рынка американцы переоценили (судили же по себе!). «Демократизация и рыночные реформы» уткнулись в слепую ненависть «голодных аборигенов». Да и в самой Америке повысилось потребление не только тех, кто сумел пожать дополнительные доходы на постсоциалистической ниве. Поэтому дефицит торгового баланса ускоренно нарастал — до $ 420 млрд. в 2000 г.

Для продолжения «праздника жизни с мониками и слониками» требовались новые приобретения. Что в условиях всемирной гегемонии США означало – более тщательное «выскребание сусеков» почти покоренной планеты с попутным уничтожением препон, более мелких, чем «советская тирания». И, прежде всего, следовало включить в мировую экономику так называемые «страны изгои» («rogue states» или «states of concern»). Генеральною репетицией предстоящих завоеваний явилась бомбардировка Югославии в марте 1999 г.

Идеологическое обоснование напрашивалось само собой. С точки зрения полицмейстера-миродержца, те, что сопротивляются всемирной «демократизации», – считаются террористами или хотя бы преступниками. Безусловно, международными! Так вместо «виртуального» противника-симулятора в исполнении Советского блока у Америки появился враг незримый и вездесущий. Первое позволяло обнаруживать врага при отсутствии явных признаков враждебности, а второе делало безграничной «сферу американских интересов».

Супостатам не нарываться бы. Но, видимо, «суще глупые» или дерзкие, как японцы под Перл-Харбором. И едва США почувствовали затухание процветания – «террористы-международники» обрушили захваченные самолеты на небоскребы Международного торгового центра и здание Пентагона 11 сентября 2001 г. За их безрассудную наглость предстояло расплачиваться всем «бен ладенам» в частности и всей «оси зла» в совокупности. Разумеется, эту ось американские стратеги провели через всю Евразию: от Ирака до Северной Кореи.

Любая генеральная уборка (в том числе планетарная) начинается с того, что мозолит глаза и путается под ногами. Значит, напрасно надеяться, что на этот раз ограничатся устранением отъявленных негодяев. Янки весьма серьезно и обстоятельно принялись за работу: минимум лени и спешки.

Первая «антитеррористическая» зачистка состоялась в Афганистане (2001 г.). В сентябре 2002 г. была утверждена «Стратегия национальной безопасности США», предусматривающая повсеместное внедрение «свободы, демократии, свободного рынка и свободы торговли». На ее основе был покорен Ирак (2003 г.), обвиненный в опасных замыслах. В 2004—2005 гг. обкатали сценарий «цветных революций» в бывших соцстранах. «Арабской весной 2011 г.» началось уничтожение ближневосточных диктаторов. И уже сегодня большую часть доходов американцы извлекают за рубежом.

Лиха беда начало! Вот и Штатам так тяжко с помощью мелкой добычи покрывать разросшиеся военные расходы, а заодно подкармливать новоявленных иждивенцев, возжаждавших жить по потребностям, но работать без принуждения. Сегодня только в самих США более 50 млн. человек получает продовольствие по карточкам. Отсюда перманентный валютно-финансовый кризис и жуткая тягомотина «ближневосточного урегулирования». Но с каждой новой победой прибыль становится гуще. Ну, а когда доберутся до Персии и Руси, Индии и Китая, – доходы попрут через край и уборка закончится быстро. «Pax Americana» (американский миропорядок) восторжествует.

Мощь покорителей Мира не вызывает сомнений. Военные базы США повсюду, а американские расходы на вооружение десятилетьями превосходят аналогичные траты всего остального мира. Абсолютное большинство международных компаний-монополистов и глобальная финсистема под контролем правительства Штатов. Решающее влияние госдепартамента США очевидно во всех международных организациях и мероприятиях. Передовые научные и технические разработки концентрируются в Америке, финансирующей их щедрее всех прочих держав в совокупности. Талантливейшие и энергичнейшие люди планеты стекаются в США. Информатика и поп-культура сплошь американские. Пропагандируемая Штатами политкорректность давно уже превратилась во всемирную идеологию. Война с терроризмом и нарастающая вражда покоряемых «туземцев» надежно сплачивают американское общество и позволяют администрации США «еще успешней управлять конкуренцией», как выражалась Х.Д. Р. Клинтон.

Потому никаких сомнений: США приберут к рукам Восточное полушарие не хуже Западного: кого, как Ирак и Ливию, – войсками, кого, как Сингапур и Китай, – корпорациями. Да и кто ещё, кроме самых развитых социал-индивидуалистов, может собрать «до кучи» суверенные национальности. То, что так удачно сплачивает отдельных индивидов, – подойдет и для разобщенных народов.

Но как говорится в одном голливудском фильме: «завоевать – сможет, править — нет».18 Всемирного государства у Америки не получится. Она и свое-то способна удерживать-упорядочивать лишь в условиях глобального противоборства, а потому, добиваясь победы, подтачивает «сук, на котором сидит» ее громадная бюрократия.

В мире под властью США лишь разрастутся и обострятся противоречия, присущие нынешним Штатам: расплодятся собственники эфемерных доходов и вымогатели социальных вспомоществований. И как только Америка выжмет и поглотит посильные ей соки мирового хозяйства, а сама расслабится, оставшись без конфронтационного повода к сверхнапряжению сил, – глобальная экономика развалится от внутренних дисбалансов. Предположительно на исходе большого цикла (конец ХХI в.) грянет Всемирно-экономическая катастрофа, перед которой Великая депрессия – как Моська перед Слоном. Мир погрузится в хаос при крайне неблагоприятных условиях: накопившаяся усталость тотальной «демократизации», истощение природных ресурсов, скверная экология, «перенаселенность», одичавший национал-сепаратизм, религиозный фундаментализм и прочие «глобальные» неурядицы…

Трясти будет долго и бешено! Кризис за кризисом, кризис за кризисом, в ходе которых многие люди окажутся «неполноценными янки» и вымрут, как индейские племена, от голода, войн и усобиц. Мало кому суждена судьба Канады. Абсолютное большинство «суверенных» народов будет жить от каудильо до каудильо или от хунты к хунте, подобно Латинской Америке. А некоторые и вовсе окажутся под властью садистов и каннибалов, вроде Иди Амина или Жан-Беделя Бокассы.

Разумеется, самым насущным сделается поиск спасения от хронического кошмара. Тогда-то начнется массовая и безвозвратная эмиграция туда, где проблемы не так остры, а ресурсы не так дефицитны, где уцелевшее человечество сольется в единое целое по законам среды обитания. Нет-нет, я не о других планетах. По крайней мере, не о тех, что несутся, пустые и мрачные, в недосягаемой бездне.