автор: Пласковицкая А. А.
в соавторстве с Пласковицким А.Л.

История рода Пласковицких

Объединение с Россией

Когда скончался Рафаил Пласковицкий его старшему сыну Николаю (1766−1804) исполнилось всего лишь 16 лет. Среди бабушек, теток, многочисленных сестер и малолетних братьев, но без отца и матери, умершей во время родов, он рано стал самостоятельным и должен был определять свое отношение к России. И он его определил.

Юный граф сменил веру — был крещен православным священником. В результате его прежнее имя пополнилось русским отчеством – Романович (!). Это отчество мало похоже на "Рафаилович", но зато очень похоже на правящую фамилию Российской империи – Романовы. Юноша как бы признавал, что он их слуга, слуга Романовых – Романович.

Видимо, за этим стояли убеждения и, как показала дальнейшая жизнь, убеждения твердые и страстные. Конечно, для англичан и других народов, приверженных традициям, такие перемены сродни измене. Но в нашей стране людям свойственно радикально менять даже собственные взгляды. А традициям и убеждениям отцов у нас изменяют не только без всякого смущения, но и явно упиваясь своей смелостью и решительностью.

Николай Пласковицкий оказался сторонником воссоединения русских земель на принципах самодержавия и православия. Почему?

Во-первых, как можно заметить, все мои предки испытывали непреодолимую симпатию к единоличной власти и служили ей не за страх, а на совесть.

Николай Романович, как человек образованный любил ученые термины и называл дворянскую республику – «сущей анархией». Он считал, что истина всегда одна. А бесконечные споры в парламенте – результат своекорыстия и тупости депутатов, которые все запутывают, препятствуя торжеству разума и справедливости.

В одной голове не бывает двух мнений, поэтому и правитель должен быть один. Раз нужен царь в голове, значит, нужен царь и в государстве.

Точнее царица, поскольку, во-вторых, граф Николай почитал императрицу Екатерину II. «Великая русская Цирцея»1 при жизни пользовалась невиданной популярностью. Ее искренне славили политики и ученые, аристократы и простолюдины. Быть подданным такой государыни дворянин Пласковицкий считал огромной честью для себя и всей душой стремился к этому.

В-третьих, и это главное, мой предок мечтал о Родине, большой и могучей.

Николай Романович, борясь за присоединение к России, даже не допускал мысли, что он изменяет Отечеству. Своим Отечеством юный граф считал Древнюю Святую Русь. Поэтому делал все возможное, чтобы она возродилась во всей красе и величии, как былинный город Китеж.

В его мечтах Российская империя занимала особое место. Она представлялась той силой, которая способна сплотить русичей.

Еще бы! Армия Суворова, просторы трех континентов (включая Аляску), неистощимые природные богатства и многочисленные народы, неподдающиеся никакой переписи. «Экая силища!», – думал юноша, и его душа замирала от радостных предчувствий. Стать частью могущественного народа – что еще нужно молодому романтику.

И мечты могли сбыться. После первого раздела Речи Посполитой, Российская империя раскрывала свои объятья все шире и все решительнее. А Речь Посполитая беспомощно запутывалась в своих внутренних дрязгах, и все больше людей искало спасение за пределами собственной страны.

В конце XVIII века противоречия между влиятельными группировками Речи Посполитой достигли своего апогея. Конечно, от короля и шляхты мало что зависело. Судьба страны давно определялась за ее пределами. Но с тем большей алчностью правящие кланы делили те крошечные полномочия, которые у них остались. При этом каждый стремился заручиться поддержкой могучих соседей.

Николай Пласковицкий в отличие от большинства своих земляков, не разрывался между Востоком и Западом. Он однозначно выбрал Россию. Граф вел активную российскую пропаганду: запальчиво выступал в сейме, убеждал депутатов принять власть российской государыни. Часто бывал в российской столице.

Кто-то из высокопоставленных покровителей ввел его во дворец. Там он и познакомился со своей невестой — небогатой дворянкой Елизаветой. Она с трудом понимал по-русски, потому что только пять лет назад вместе с родителями покинула маленькое немецкое княжество и приняла православие по настоянию отца, мечтавшего стать богатым российским помещиком. Зато по-французски девушка говорила прекрасно и знала, чуть ли не наизусть, все, что написали знаменитые французские авторы. В каком-то смысле оба были романтиками. Это их сблизило. Бывший католик и бывшая лютеранка обвенчались в православном соборе. Уже в 1789 году у них родился сын, крещеный самым русским из известных имен «Иван».

Семейная жизнь на какое-то время отвлекла молодоженов от большой политики и блестящей литературы. За дебатами исторического Четырёхлетнего сейма (1788−1792 годов) они следили, не выезжая из родового поместья Пласковичи.

3 мая 1791 года Четырёхлетний сейм принял Конституцию (первую в Европе, Вторую в мире после США). Конституция в духе времени провозглашала верховенство воли народа и во имя государственного равновесия предусматривала разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную. Королевство и великое княжество сливались в единое государство. Титул короля отныне передавался по наследству. Вместо «liberum weto» вводилось принятие решений большинством голосов. Право шляхты создавать конфедерации отменялось. Третье сословие (мещанство и буржуазия) наделялось избирательными правами и могло приобретать землю в собственность. Провозглашалась свобода вероисповеданий.

Казалось бы, российские власти всегда добивалась от Речи Посполитой равенства религий, наследственной монархии, отмены вето, запрета конфедераций и упорядочения государственной власти. Более того, Екатерина II очень любила рассуждать о правах, свободах, конституциях и других возвышенных материях. Никто не забыл, как несколько лет в подряд вся Россия читала и обсуждала «Наказ», написанный императрицей собственноручно и содержащий прогрессивные идеи, полностью совпадающие с основными положениями Конституции 1791 года. Но благородные идеи так и остались для Екатерины благородными идеями, и нисколько не помешали ее политическим маневрам.

Екатерине было выгодно, чтобы Конституция расколола Речь Посполитую. Раскол давал повод для нового вмешательства и новых территориальных приобретений. Поэтому «великая государыня» поддержала как раз тех, кто выступал против Конституции и ратовал за возращение шляхетских вольностей.

Николай Пласковицкий впервые в жизни почувствовал, как ему наплевали в душу. Только что Российская империя насаждала в Речи Посполитой милую его сердцу монархию. Только что государыня-матушка разглагольствовала в духе Монтескье2. И вдруг все стало с ног на голову. Теперь Екатерина привечала тех поляков, которые боролись против самодержавия и на дух не переносили просветительское законодательство. А прежним любимцам, включая Станиславу Августу Понятовскому, в аудиенции отказывала. Мол, я – благодетельница дворянства и охранительница польской старины, поэтому не допущу унижения шляхты и, тем более, реформ. Польша вам не Франция, где могут своевольничать санкюлоты3. Раз я обещала после раздела Польши, что на этом все – значит, все! И никаких конституций!

«Неужели матушка-императрица не понимает, что противники Конституции – противники России. Они никогда не пойдут в состав империи?!», – говорил жене Николай Пласковицкий. У жены были свои претензии к «беспутной царице», в том числе за неискренне жеманство с Вольтером и Дидро, поэтому Елизавета Пласковицкая высказывалась куда резче, даже использовала сочное «пся крэв», подхваченное на каком-то местном балу.

Но хитрая и терпеливая императрица все прекрасно понимала. Другое дело, что лицемерие стало ее любимым средством в дни суровой юности при сумасбродной царице Елизавете Петровне и малоумном муже Петре III.

И противники решений Четырехлетнего сейма, поверили, что «мудрая царица» на их стороне. Поэтому в апреле 1792 года они вопреки Конституции создали Тарговицкую конфедерацию и призвали на помощь Россию. Екатерина получила все, что хотела.

В мае–июле 1792 года русские войска прошлись по Речи Посполитой до самой Варшавы, громя по пути всех, кому это не нравилось. Король, который до этого поддерживал решения Четырехлетнего сейма, неожиданно присоединился к Тарговицкой конфедерации.

И тут Николай понял, что Екатерина просто всех надула, что она по-прежнему привержена единоличной власти, по-прежнему за объединение славян под своим скипетром, и даже продолжает разглагольствовать о возвышенном.

Вот тогда граф Пласковицкий вслед за королем присоединился к Тарговицкой конфедерации, которая в сентябре стала именоваться Наисветлейшей конфедерацией польского и литовского народов.

Екатерина не была жадной, более того, она обожала делать подарки, поэтому в январе 1793 года по новой Петербургской конвенции подарила Пруссии и Австрии еще немного Речи Посполитой. Ну и себя, конечно, не забыла4.

В результате такой многоходовой политики родовые земли графа Пласковицкого оказались в состав Российской империи, гораздо раньше, чем он мог рассчитывать. Он-то думал, что убеждать шляхту придется долго. Оказалось, обмануть гораздо быстрее.

Теперь русские войска стояли в Варшаве и не думали никуда уходить. Даже та часть Польши, которую не успели поделить, оказалась под полным российским протекторатом.

В июле-ноябре 1793 года в Гродно прошел последний сейм Речи Посполитой. На нем утвердили второй раздел государства. В виде поощрения за покладистость шляхте разрешили принять новую Конституцию, восстановившую некоторые привилегии шляхты, в том числе «liberum weto». «Шем бы дытъя ни тэшилос – лыш бы бэз слиозов», – услышал Николай на ломанном русском из уст августейшей любительницы «русиш пословиц».

Население присоединенных земель, за исключением крестьян, приводилось к присяге. Присягнувшим сохраняли все права и привилегии, титулы и земли. Отказавшихся отправляли за границу.

Но постепенно до шляхты дошло, что страна потеряна навсегда, а привилегии – явление временное. А тут еще Франция, действуя по принципу «враг моего врага – мой друг», поддержала польских эмигрантов, желающих бороться против Пруссии, Австрии и России. Выбор французских якобинцев пал на их товарища: французского офицера, участника войны за независимость США, уроженца Речи Посполитой – Анжея Тадэуша Костюшко.

Екатерине доложили, что прибывшие из Франции офицеры собирают войска и готовят восстание, но она прореагировала своеобразно – приказала не дразнить гусей и даже стала выводить войска. Тогда Костюшко распушил перья и объявил войну России и Пруссии, назначив «себя любимого» диктатором, главой Временного правительства и главнокомандующим в придачу. Слабый русский гарнизон бежал из Варшавы.

В апреле «Варшавский успех» повторили «Виленские якобинцы»5. Они создали Повстанческое правительство Великого Княжества Литовского, и русские ретировались из Вильно. Литовское войско возглавил Якуб Ясинский6

В мае 1794 года Костюшко издал Полонецкий универсал, который помимо свободы, равенства, братства и других ценностей Французской революции предусматривал отмену крепостного права. Правда, без наделения землей. Крестьяне, опьяненные объявленной свободой, дружно брались за косы и топоры и захватывали землю самостоятельно.

Екатерина довольно терпеливо наблюдала развитие событий, занимаясь другими делами, в том числе рисовала пресловутую «черту оседлости», восточный предел для проживания евреев.

Николай Пласковицкий опять не понимал и не разделял «царственного спокойствия». Пласковицкие в спешке бежали из собственной усадьбы. Усадьба была разграблена своими и чужими холопами, которые искали русского прихвостня и его жену-немку.

Но «прихвостень» уже служил драгунским офицером, под командованием Суворова и кипел желанием вернуться домой и разделаться с бунтовщиками.

Все лето повстанцы чувствовали себя хозяевами положения, писали звучные манифесты и, как все революционеры, боролись за власть друг с другом. Костюшко, в конце концов, победил Ясинского, распустил Литовскую Раду и лишил литовского вождя командных должностей.

Хаос политической борьбы, сумбур целей, потоки красноречия нарастали с каждым днем. Под шумок Россия пообещала земли «бунтовщиков» лояльным помещикам и крестьянам, а также сговорилась со своими союзниками: Пруссией и Австрией.

Сентябрь начался наступлением прусских войск на западе. На юге появились австрийцы. К Варшаве, сокрушая всех на своем пути, бодро маршировали суворовские «чудо-богатыри».

Все закончилось 10 октября в битве под Матиевицами (около Варшавы). Бой напоминал бойню. Не считаясь с потерями, русские войска хлынули на Варшаву. Раненный Костюшко сдался в плен. Уцелевшие повстанцы капитулировали. Екатерина победила всех!

«Хитра, ой хитра, государыня-матушка!» – думал Николай Пласковицкий накануне последнего раздела Речи Посполитой, который состоялся в октябре 1795 года. Государство, еще недавно считавшееся крупнейшим в мире, исчезло окончательно7. Последний король (Понятовский) отрекся от престола в пользу Екатерины II и уехал жить в Санкт-Петербург.

Николай Пласковицкий на радостях простил выживших крестьян-бунтовщиков и вместе с другими шляхтичами подписал адрес на имя Екатерины, где были такие слова: «мы чувствуем себя лучше, чем в Польше».

Оставив имение Пласковичи на младшего брата, Николай Романович с женой и детьми отправляется в Санкт-Петербург для прохождения службы при дворе в чине майора кавалерии. Здесь в декабре 1795 года Екатерина своим указом подтверждает графский титул дворянина Пласковицкого. Это был знак признания особых заслуг перед Российской империей. После восстания Коштюшко российские власти помимо присяги требовали у дворян документы, подтверждающие титулы и звания. Без документов записывали в однодворцы. Что ж теперь у графа Пласковицкого был документ высшей пробы.

Но через год «матушка-императрица» умирает. На ее место приходит Павел I, готовый мстить всем и каждому за годы страха и унижений.

«В короткое время деятельность Павла вся перешла в уничтожение того, что сделано было его предшественницей; даже те полезные нововведения, которые были сделаны Екатериной, уничтожены были в царствование Павла»8,– печально констатировал В. О. Ключевский.

Среди прочих «за непотребные речи» сослан в имение и граф Пласковицкий. Видимо, как и многие в его роду, Николай Романович отличался горячностью и нелицеприятно высказывался по поводу каких-то решений Павла.

В 1801 году Александр I перекроил карту Беларуси, создав два генерал-губернаторства Белорусское и Литовское. Имение Пласковичи, как и вся Минская губерния, оказалось в состав Литовского.

В последние годы жизни Николай Пласковицкий много пил. И не мудрено: жизни сломалась, а возле усадьбы – собственный винокуренный заводик. Да и вообще кругом сплошные винокурни9. Все это укоротило жизнь отставного майора до 38 лет.

Когда Николай Романович умер, его единственному сыну Ивану едва исполнилось 15. Отец Ивана мечтал о сильной Российской империи, которая даст белорусским землям покой и благоденствие. А сын видел, что реально дала эта империя родному краю и его отцу лично.

Мечта, рожденная на Востоке, быстро катилась на запад. Там вставала яркая звезда неукротимого корсиканца.

«Франция – она как солнце!» - так сказал Наполеон.