автор: Пласковицкая А. А.
в соавторстве с Пласковицким А.Л.

История рода Пласковицких

Хозяйственное возрождение и его последствия

Казимир Пласковицкий (1703−1748) отказался от военной службы и службы при дворе. Хотя его, вспоминая преданность отца, звал к себе сам король.

И двор бывал недалече (Новый замок в Гродно). И военная наука под боком (кадетский корпус в Несвиже). Но Казимир любил собственное хозяйство и посвящал ему всего себя. Свои увлечения он привил и своему старшему сыну Рафаилу (1730−1782).

Ужасы Северной войны надолго отбили всякую охоту к ратным приключениям. Романтика булата уступила место прозе жизни. Казимир и Рафаил жили по хорошо известному в наших краях принципу: лишь бы не было войны. Их поймут многие наши современники.

Видимо, Казимир стал хозяином в своем имении в ранней молодости, когда отец выехал служить при дворе. И ему досталась запущенная усадьба в разоренной стране.

В целом по стране пашня сократилась в 3 раза, количество рабочего скота – в 4. Ремесла и торговли практически исчезли – повсеместно вернулось натуральное хозяйство средневековья. Между тем крестьян принуждали платить до 14 налогов и повинностей.

Казимир Пласковицкий в 1730 г. имел земли в 5 раз больше, чем его прабабушка Софья в 1700 г. Но крестьяне и арендаторы обрабатывали меньше, чем у прабабушки. Остальная земля пустовала. Урожайность была низкой – мешок зерна давал два мешка урожая. Рабочих рук не хватало, а на дорогах орды «жабраков» и «гультаев», которые так и норовили поживиться чужим добром.

В 1733 году король Август II умер. Шляхта опять голосовала за Лещинского. Но императрица Анна Иоановна, ввела войска и сделала королем Августа III – сына Августа II. Казимира опять звали на службу, и он снова просил оставить его на хозяйстве.

Новый король все понял, так как ему тоже не нравилось, что его отец — Август Сильный столько сил растратил на битвы и походы. Август III тщательно сторонился войн и конфликтов, поэтому годы его правления (1733−1764) стали годами хозяйственного возрождения. Сорок лет потребовалось белорусам, чтобы выйти на уровень благосостояния «золотого века». Быстрее всех развивались хозяйства там, где находилось родовое имение Пласковичи.

Ученые экономисты объясняют устойчивый расцвет сельского хозяйства в середине XVIII века тем, что после войны за Испанское наследство и одновременной Северной войны в Европе резко выросли цены на зерно и другую сельхозпродукцию.

Но успех пришел только к тем, кто не сидел, сложа руки. Конечно, Казимир Пласковицкий не был таким известным, как его соседи князья Радзивиллы, но все-таки попал в архивные записи, как один из самых крупных поставщиков сельхозпродукции на ярмарки в Минске, Шклове, Бешенковичах, Зельве и Смоленске.

Сеяли и продавали озимую рожь, овес, ячмень, гречиху, просо, а также понемногу лен и коноплю. Растили скот, но в основном для себя.

Граф Казимир очень успешно внедрял передовые методы ведения хозяйства, заменил барщину денежным оброком (чиншем), наиболее добросовестным крестьянам давал землю в аренду. Росла личная заинтересованность, а вместе с ней урожаи и доходы помещика.

В 40-е годы урожайность выросла 3 раза, а количество рабочего и мясомолочного скота более чем в 5 раз. Стали торговать мясом и молоком. И если в 1739 году графу Казимиру платили чинш (денежный оброк) 25 злотых с волоки (стоимость одной лошади), то в 1748 году – уже 60 злотых (стоимость двух лошадей с хорошей повозкой).

К сожалению, в сорок пять лет Казимир тяжело заболел и умер.

Рафаил, сменив отца, принялся вслед за соседями создавать фольварки, раздавая их в аренду безземельной шляхте.

Правительство предоставляло серьезные льготы тем, кто обрабатывал новые, дополнительные земли1. Поэтому граф Рафаил старался вовлечь в сельскохозяйственный оборот как можно больше пустующей земли – даже вырубал лес. В результате к 1780 году Рафаил обрабатывал земли в 4 раз больше, чем его дед, и еще столько же сдавал в аренду.

К середине XVIII века оживилась торговля, особенно внешняя. Вывозили в основном сельхозпродукцию. Поэтому на сеймах возрастало влияние таких помещиков, как Рафаил Пласковицкий. Под этим влиянием начались реформы 60-х годов, выгодные для хозяйственного развития страны:

ограничили право вето по финансовым делам;

создали систему отраслевого управления хозяйством;

ввели единую систему мер веса, объема и длины;

многочисленные внутренние пошлины заменили единой «генеральной таможенной пошлиной».

Экономическая стабилизация позволила к 1782 году систематизировать правовые акты Речи Посполитой в виде восьмитомного свода законодательства «Волюмино легум».

К концу XVIII века Беларусь покрылась густой сетью прямых и широких дорог – гостинцев с уютными почтовыми станциями и стройными рядами берез вдоль всей трасы. Огинский канал связал реки Неман и Днепр, а Днепро-Бугский – Днепр, Западный Буг и Вислу.

Если бы можно было взглянуть на Беларусь того времени с высоты птичьего полета, страна показалась бы большим и дружным муравейником, жители которого энергично движутся по четким и красивым дорожкам.

Слабым местом оставалось денежное обращение. Свою валюту купцы и помещики игнорировали, предпочитали прусскую, голландскую и российскую.2 И все потому, что 1759−1766 годах правительство выпускало слишком много денег с заниженным содержанием драгоценных металлов. Это подорвало доверие к отечественной монете и вызвало рост цен и обесценивание денег.

Политика Казимира и Рафаила Пласковицких не интересовала, и они не оставили никаких следов в политических летописях страны. Модные идеи свободы, равенства и братства, книги Вольтера, Руссо, Дидро и Даламбера прошли мимо графской усадьбы.

Как, впрочем, и мода на мануфактурное производство. Хотя Рафаил Пласковицкий, вероятно, бывал в имении Мышь (Новогрудский район), где гетман Мосальский организовал первую в Беларуси мануфактуру – стекольный завод, а также на мануфактурах князя Радзивилла. Пласковицкие, как и большинство помещиков, в мануфактурах не нуждались – им хватало подсобного ремесла собственных крестьян.

В 80-е годы XVIII века среди белорусских помещиков широко обсуждались экономические учения Ф. Кенэ, А. Тюрго и других физиократов. Судя по тому, что мой папа очень хорошо отзывается об этих экономистах, наш предок Рафаил Пласковицкий мог увлечься их идеями. Ведь физиократы считали, что именно производство и распределение продовольствия – основа экономического развития, а свободная торговля эффективнее любой другой. Эти идеи близки любому, кто живет за счет производства и реализации сельхозпродукции. Возможно, во время званных обедов Рафаил восторженно и пространно говорил о Кенэ и Тюрго. Так же, как я люблю рассказывать друзьям о своих любимых писателях.

Но цена мирного процветания была слишком велика. Чем больше Речь Посполитая сторонилась войн и международных конфликтов, тем меньше ее уважали воинственные соседи. Во второй половине XVIII века могущественные европейские правители все чаще и все настойчивее демонстрировали нашим предкам, что они несамостоятельны в своей собственной стране.

Иноверцев (диссидентов) преследовали во всех странах. Но стоило Речи Посполитой в 1733 году принять закон о том, что только католики вправе занимать государственные должности, как Пруссия и Россия полезли защищать протестантов и православных, навязывая католической стране своих ставленников и единоверцев. После любого (в том числе мнимого) ущемления прав религиозных диссидентов соседи начинали давить шляхетскую республику всеми доступными средствами.

У себя дома немцы и русские придерживались совершенно иных стандартов: из протестантской Пруссии всех иноверцев фактически выгнали, а Россия насаждала сплошное православие. Но приставать за это к Пруссии и тем более к России – означало нарваться на войну с народом, способным драться насмерть. Фридрих Великий и Екатерина Великая спуску не давали никому. А шляхта Речи Посполитой жила хорошо и гибнуть не хотела, поэтому много шумела по поводу своей независимости, но перед военной угрозой пасовала и шла на уступки.

Почувствовав слабость, монархи России и Пруссии наращивали давление. Защиты единоверцев им показалось не достаточно. Поэтому в союзе с императором католической Австрии они взяли под защиту своего коллегу – польского короля, который постоянно жаловался соседям на притеснения со стороны собственной шляхты. От шляхты потребовали умерить аппетиты и создать полноценную наследственную монархию.

Потом взялись за сейм. Соседи быстро доказали себе и всей Европе, что «право вето» мешает управлять Речью Посполитой. Впервые сейм был сорван упрямым шляхтичем Сицинским только через 63 года, после введения права вето. До этого умели достигать единодушия. Да, и потом вето применялось редко. И вдруг в конце XVIII века из пятидесяти сеймов 43 окончились безрезультатно, поскольку то один, то другой шляхтич начинал артачиться и несмотря ни на что выкрикивал свое «Weto!».

«Ага, – злорадствовали соседи, – править то вы не умеете! Да у вас вообще анархия!» Хотя очень часто «weto» финансировали те же самые соседи. Хотя у самих самодержцев важные решения не принимались веками.

Рафаил Пласковицкий видел все это, ругался на чем свет стоит. Иными словами, вел себя как типичный шляхтич того времени. Рисковать сытной жизнью во имя свободы и независимости Родины как-то не хотелось. «Они же нас уничтожат!» – думали шляхтичи про себя и ограничивались оскорблениями и угрозами в адрес соседей. Видимо, надеялись, что «моцны лямант» остановит россиян или немцев.

Ничего подобного. Миллионы ругательств не значат ничего, когда нужно дать сдачи, когда требуется мужество и самопожертвование.

К тому времени Речь Посполитая уже достигла значительных экономических успехов и, с точки зрения завоевателей, выглядела как большой вкусный пирог.

В 1764 году российские войска пришли, как к себе домой, и стали целыми деревнями арестовывать и ссылать в Сибирь старообрядцев. Они же помогли Генеральной конфедерации подмять князей Радзивиллов и графов Потоцких. Все закончилось тем, что на престол сел «сердечный друг» Екатерины II – Станислав Август Понятовский. Кроме того, сейм разрешил русским купцам торговать беспошлинно.

Начался массовый переход шляхты под защиту иноземной силы. Для этого принимали православие. В ответ в 1766 г. Сейм принял закон о смертной казни за выход из католической веры. Звучало грозно, а на деле вышел пшик и очередной повод для иностранного вмешательства.

В конце 1766 году3 Россия в грубой форме потребовала от очередного сейма дать православным и протестантам те же права и должности, какие имели католики. Сейм разразился бранью. Тогда в марте 1767 года под покровительством России и Пруссии были созданы православная (в Слуцке) и протестантская (в Труни) конфедерации, которые принялись подсчитывать свои обиды и звать на помощь российскую императрицу, прусского, английского и датского королей.

Россия успела раньше всех. Ее 40-тысячный корпус окружил место проведение сейма и вынудил депутатов отменить все законы, ущемляющие права некатолических конфессий. Православным и протестантам обеспечили право на участие в сеймах и занятие государственных должностей. В качестве гаранта исполнения этих решений Екатерина навязала себя. Это фактически означало российский протекторат.

Через год сторонники независимости все-таки решились на вооруженную борьбу, но не против России, а против своих земляков. Князь К. Радзивилл и великий гетман М. Огинский создали в Баре конфедерацию, которая объявила войну Слуцкой конфедерации и назначила князя Ю. Сапегу своим главнокомандующим.

В неразберихе дворянских столкновений крестьяне во главе с Максимом Железняком развязали партизанскую войну против всех помещиков. Восставшие называли себя турецким словом «гайдамаки» (нападающие). Их нападения испугали обе конфедерации, и те позвали на помощь русские войска.

Пришел Суворов. Он хитростью пленил своего единоверца Железняка и беспощадно истребил всех партизан. Тех, кто случайно выжил, подвергли отсечению рук или ног. Потом великий русский полководец принялся крошить конфедератов. В сентябре 1771 года Александр Васильевич, в пух и прах разгромил Барскую конфедерацию под Барановичами, и тут же разогнал своих Слуцких союзников.

Искромсав штыками и пулями правых и виноватых, российские власти официально объявили о том, что Речь Посполитая сама не в силах управиться с такой большой территорий, и предложили Пруссии и Австрии принять участие в территориальных разделах. Так сказать, помочь по-соседски.

Согласно Петербургской конвенции от 5 августа 1772 года Россия, Пруссия и Австрия взяли себе все, что хотели. Прусская доля была наиболее развитой, австрийская – самой людной, русская – самой просторной4. Через полгода Сейм Речи Посполитой одобрил территориальные уступки. И никто не осмелился сказать свое «weto». Преданные иноземцам и продавшиеся им же депутаты выкрикивали здравницы, остальные (включая Рафаила Пласковицкого) понуро молчали. Только сосед Рафаила — Фадей Рейган, осмелев от изрядного возлияния, лег в дверях и просил растоптать его обнаженную грудь, как растоптали честь и вольность Отечества.

Но это было всего лишь начало. Гениальная немка только-только входила в роль собирательницы русских земель. В 1776 г. она отменила магдебургское право на присоединенных землях, что символизировало переход от западноевропейского самоуправления к восточной централизации.

Один из самых успешных периодов мирного экономического развития в истории нашей страны закончился ее разделами. Развивающаяся экономика оказалась желанным лакомством, а миролюбивый народ – легкой добычей.

Рафаил чувствовал, как привычный образ жизни пошел прахом, видел, что даже родной сын мало интересуется хозяйством и много болтает о политике. И Рафаил угас тихо и незаметно, как угасало его собственное поместье, как угасало Отечество.

И как реквием минувшему звучал щемящий полонез Огинского «Прощание с Родиной».