автор: Пласковицкий А.Л.

книга
«Саморегулирующаяся экономика
Адама Смита»

(сентябрь 2013 г. – апрель 2014 г.)

ГЛАВА 5. Черные кошки в темной комнате1

К Смиту возводят теории, которые сам Адам никогда б не признал своими – «так как каждая из них опирается на частный и односторонний взгляд на Природу, в известном отношении справедливый, но в другом отношении ложный».2 Показательные примеры чрезмерной однобокости и категоричности в истолковании Смита: теория трудовой стоимости, модель «экономического человека» и идеология государственного невмешательства.

Бесспорно, автор «Богатства народов» оставил нам множество фраз, которые вне контекста выглядят безоговорочным сведением стоимости к трудозатратам, человеческих побуждений к корысти, государства к «ночному сторожу».3

Однако Адам Адамович, в отличие от собственных почитателей, был чрезвычайно сдержан и образцово плюралистичен, а потому допускал множество существенных исключений из правил, сформулированных как непреложные.

§ 42. Труд и абстракции

«Роль труда» у Адама Смита важнее, чем роль Природы – культового Субъекта просветителей XVIII в., особенно физиократов, считавших Натуру-Матушку единственною родительницей-производительницей всех стоимостей. Адам же восстановил в экономической сфере приоритет человека — центральной фигуры времен ренессансного гуманизма.

Казалось бы, это странно: так сильно любить собственную маму4 и так от нее зависеть, но при этом Природу-Мать разжаловать до малозаметной прислуги сына ее Труда.5 Но ведь и в личной жизни Адама все обстояло так же: мамка везде поспевала, а очень рассеянный сын редко ее замечал.

Вот и Великую книгу начал такими словами: «Годичный труд каждого народа доставляет ему все необходимые для существования и удобства жизни продукты».6 И никакой Природы! Лишь сотни страниц спустя мы, наконец, читаем: «Валовой доход всех жителей состоит из всего годового продукта их земли и труда».7 Но эта позиция далее неоднократно пересматривается в пользу труда. Например, так: «Годовой продукт земли и труда любого общества может быть увеличен только двумя путями: во-первых, посредством увеличения производительности полезного труда; во-вторых, посредством увеличения количества этого труда».8 (Впрочем, замечу: Смит и труд-то вспоминал далеко не всегда, и мог написать такое: «Земля и денежные капиталы составляют два основных источника всякого дохода, как частного, так и государственного»).9

Однако же горячится всякий, кто зачисляет Смита в предтечи рикардианства, сводившего стоимость товаров к продолжительности трудозатрат. Адам презирал «всеобъемлющие абстракции» и никогда «не озадачивался рассмотрением тех вещей, которые нельзя увидеть».10

В частности, он писал: «Когда мы рассматриваем нечто с отвлеченной и общей точки зрения, то свойства его отчасти исчезают перед нашими глазами, а чувства наши оказываются менее отчетливы и живы».11 Из-за «так называемой метафизики область знания, открытая для опыта и наблюдения, где тщательное внимание способно приводить к столь многочисленным полезным открытиям, была оставлена почти в полном пренебрежении. Напротив, тщательно разрабатывалась та область, где, помимо весьма немногих простых и почти очевидных истин, самое тщательное исследование не может ничего открыть, кроме мрака и неизвестности, и поэтому способно породить только ненужные тонкости и софизмы».12

При столь «эмпирическом» мировоззрении Смит, безусловно, чурался «единой субстанции ценностей». И на страницах «Богатства народов» излагал не отвлеченную «единую теорию стоимости», а разнообразные «правила, согласно которым люди обменивают товары друг на друга или на деньги».13 При этом подразумевалось, что в каждом конкретном случае «относительную, или меновую, стоимость товара» определяют свои особые причины, подобно прецедентам в британских судах.14

§ 43. «Три составные части»15

Согласно Смиту только у дикарей, живших плодами природы, время, затраченное на промысел, было единственным фактором, влиявшим на ценность добычи. Но как только помимо труда для выживания потребовались земельная собственность и накопленный капитал, трудозатраты сделались лишь одним из расходов, определяющих ценность продукции.

В Адамовы времена осталось лишь «небольшое число товаров, цена которых сводится к заработной плате и прибыли на капитал, и еще меньшее число товаров, цена которых состоит только из заработной платы»,16 а «меновая стоимость большинства товаров» включала «в значительной мере ренту и прибыль».17

Так получалось потому, что земельные собственники и капиталисты были достаточно могущественны для:

а) эксплуатации трудящихся;

б) поддержания товарного дефицита, необходимого для повышения цен до уровня, обеспечивающего получение ренты и прибыли.

Казалось бы, подобное обкрадывание рабочих и общества в целом следовало рассматривать как серьезнейшие препятствия к стихийной гармонизации общественных отношений и как главную причину хронической нужды самых бедных слоев населения. Но Смит искренне уповал на минимизацию этого зла, поскольку-де свободная конкуренция понизит доходы имущих, как только любой желающий получит свободу приобретать землю и накапливать капиталы. Адам простодушно верил, что для любого члена либерального сообщества зажиточность достижима: «стоит добыть немного денег, и часто легко будет добыть больше».18 А ежели все-таки не повезет, сохранившихся пролетариев ожидает значительный рост зарплат, обусловленный снижением предложения наемного труда и повышением спроса на него.

Смита еще не пугало то, что «капитал частных лиц и целой нации может возрасти настолько, что не сможет использоваться»,19 что «чрезмерное расширение торговых операций является общей ошибкой как крупных, так и мелких торговцев».20 Индустриальная революция лишь разминалась на старте, а природные кладовые казались неисчерпаемыми. Невозделанные равнины и заброшенные рудники навевали приятные грезы о безграничном росте натурального производства и неизбежности изобилия.

В ожидании такого «счастья» можно было простить имущим нетрудовую долю в стоимости товаров и ограничение объемов производства в интересах его хозяев. Что тем более справедливо, если поверить Адаму, будто:

— непроизводительные (неовеществляющиеся в продукте), но общественно-полезные виды труда неизбежно должны содержаться за счет производительных работников;

— «в сельском хозяйстве природа работает вместе с человеком, и ее продукт обладает своей стоимостью (¼−1/3 цены согласно «расчетам» Смита) точно так же, как и продукт наиболее дорогостоящих рабочих», и поэтому «ренту можно рассматривать в качестве продукта тех сил природы, пользование которыми землевладелец предоставляет фермеру».21

Если б Адам подумал чуточку напряженней, он бы сумел и прибыль сделать продуктом природы. Ведь задействованные в производстве механические, химические и биологические свойства «капиталовложений» – тоже «природные силы», причем механическая работа животных, водяных и ветряных мельниц не подлежала сомнению. Однако же Смит не додумал и критиков повеселил: «В мануфактурах природа не делает ничего — все делается человеком».22

Впрочем, указанная незавершенность нисколько не помешала экономистам обнаружить у Смита «трехфакторную теорию стоимости» («теорию издержек производства»), признающую за каждым фактором (землей, капиталом и трудом) право на долю в стоимости товара, соразмерную их расходованию в производстве.

Некоторые Адамовы ученики попытались расширить перечень факторов, вдохновляясь словами Учителя о том, что «должна прибавляться к цене …прибыль тех, кто авансировал деньги»,23 и что налоги в отдельных случаях влекут повышение цен.

Другие экономисты, наоборот, старались убрать из трехчленной формулы ренту (рикардианцы) или даже всю «прибавочную стоимость»24 (социалисты).

Но для такого «изъятия» требовались коренные реформы и даже социальные революции. Ведь без полной перестройки общества было бы невозможно лишить доли «общественного продукта» ни земельных лордов, ни, тем более, собственников вообще. «Эксплуататорские классы» было невозможно попросту «уничтожить», их следовало заменить, так как при любом социальном устройстве необходимо профессионально заботиться о бережном и доходном использовании имущества, иначе оно – расточается.

И если капиталистам, действительно, удалось после целого ряда масштабных конфликтов превратить землю в эффективную разновидность капитала, то как превратить распоряжение собственностью в высокопродуктивную разновидность труда – до сей поры не придумано. Впрочем, транснациональные корпорации продвинулись далеко и по данному направлению.

§ 44. Трудозатраты как мерило стоимости

Сам Адам Адамович культа из формул не делал и отнюдь не любую стоимость сводил к сумме: рента + прибыль + зарплата. А потому мог спокойно назвать наилучшим мерилом ценности именно трудозатраты, предлагаемые в обмен на другие товары. Предпочтение данного «товара товаров» в качестве эталона цен он объяснял тем, что:

— «человек богат или беден в зависимости от количества того труда, которым он может распоряжаться или которое он может купить»;25

— «только за труд первоначально были приобретены все богатства мира»;26

— «во все времена и во всех местах одинаковые количества труда имели всегда одинаковую стоимость для рабочего»;27

— «во все времена и повсюду дорогим считалось то, что трудно достать или на приобретение чего требуется больше труда, а дешевым то, что легче достать или что требует затраты меньшего количества труда».28

Можно найти аналогию между идеальными трудозатратами Смита, «стоимость которых никогда не меняется»,29 и «работой» (энергозатратами) в физике. Развивая данную аналогию, политэкономия могла бы сомкнуться с естествознанием. Но далекий от точных наук «доктор права» даже не попытался объявить единицей трудозатрат — перемещение эталонной массы с эталонным ускорением на эталонную дистанцию.

Более «натуральным» Великому экономисту показалось измерять труд не калориями и джоулями, а ковригами «хлеба насущного»,30 поскольку-де «в отдаленные друг от друга эпохи одинаковые количества труда можно скорее приобрести за одинаковые количества хлеба — этого главного средства существования рабочего, чем на равные количества золота и серебра или вообще какого-либо другого товара».31 К тому ж «при любом состоянии общества, на любой ступени развития благосостояния хлеб представляет собою продукт человеческого труда» примерно одного и того же количества.32

Согласно «Богатству народов» «денежная цена хлеба определяет цену всех других товаров внутреннего производства»,33 сама же равна «количеству труда, которому может дать содержание в данной местности».34

Такой вот натурализм, не подтвержденный ни фактами, ни расчетами. А из него вытекал пугающий многих прогноз: повышение цены на хлеб повышает стоимость всех прочих товаров из-за удорожания труда, питаемого преимущественно хлебом.

Поскольку Адам рассмотрел эталонно-измерительную функцию труда подробно и с разных точек зрения, то заинтересованный читатель «Богатства народов» мог подобрать для себя приемлемую трактовку. И разные экономические школы выхватили из Смитовой книги абсолютно несовместимые исходные постулаты (парадигмы):

1) стоимость товара равна количеству труда, обмениваемого на этот товар;

2) стоимость продукции определяется трудозатратами, овеществленными в соответствующем продукте;

3) стоимость товара равновелика количеству труда, сэкономленного покупателем благодаря покупке;

4) стоимость пропорциональна «тяготам и лишениям» (трудностям, неприятностям, заботам, хлопотам и т. п.) по приобретению соответствующего блага;

5) стоимость товара есть сумма стоимостей жизненных средств, традиционно потребляемых всеми лицами, причастными к производству этого товара.

А порывшись в «Теории нравственных чувств», находили там и зачатки «предельной полезности»: «ценность почти всегда определяется полезностью».35

Таким образом, «всесторонний анализ Смита» дал повод для битвы догматиков и предмет для жесткой критики искателей противоречий.

Сам же Адам Адамович не навязывал окружающим свой «идеальный критерий» измерения стоимостей – ни в какой его формулировке. Наоборот, смирялся с тем, что «стоимость обычно расценивается не в труде, а в других товарах»,36 и прежде всего «денежная сумма представляет собою простейшее и лучшее выражение стоимости».37 Ведь «часто бывает трудно установить отношение между двумя различными количествами труда»38 по причине отсутствия точного соизмерения тяжести работ; их искусности и важности, продолжительности подготовки-обучения и т. п. Да и «большинство людей лучше понимает, что означает определенное количество какого-нибудь товара, чем определенное количество труда. Первое представляет собою осязательный предмет, тогда как второе — абстрактное понятие, которое хотя и может быть объяснено, но не отличается простотою и очевидностью».39

В конечном итоге, «дело решает рыночная конкуренция в соответствии с той грубой справедливостью, которая, не будучи вполне точной, достаточна все же для обычных житейских дел».40 И тут уж любые теории – не лучше благих пожеланий. Ведь с ними не согласуется стихийное колебание спроса и предложения — единственный универсальный механизм ценообразования согласно учению Смита.

§ 45. Пришествие Гомо Экономикуса

Термин «homo oeconomicus» (человек экономический) не используется в Смитовых произведениях – «он возник несколько позже».41 Тем не менее, часто пишут, что именно «Богатство народов» сделало этого «гоминида» главным действующим лицом хозяйственных отношений. Там-де во всей красе представлен субъект, сосредоточенный на удовлетворении собственных эгоистических интересов.

Рассмотрим явление этого «супермена»:

«Человек постоянно нуждается в помощи своих ближних, но тщетно было бы ожидать ее лишь от их расположения. Он скорее достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и сумеет показать им, что в их собственных интересах сделать для него то, что он требует».42

«Одинаковое у всех людей, постоянное и неисчезающее стремление улучшить свое положение – это начало, откуда вытекает как общественное и национальное, так и частное богатство, – часто оказывается достаточно могущественным для того, чтобы обеспечить естественное развитие в сторону улучшения общего положения вопреки чрезмерным расходам правительства и величайшим ошибкам администрации. Как и неизвестная нам жизненная сила организма, оно часто восстанавливает здоровье и силу вопреки не только болезни, но и нелепым предписаниям врача».43

Смит даже склонен преувеличивать: «Человек часто не знает границ своему эгоизму».44 Впрочем, другие авторы приписывали «гомо сапиенсу» еще большую необузданность.

Разумеется, безграничное себялюбие не менее фантастично, чем «Абсолютное Божество». Чтобы безудержно рваться к своекорыстной цели, мало быть абсолютно ненасытным и зацикленным исключительно на себе. Нужно еще совершенно точно знать, чего хочешь и как получишь. И, конечно же, обладать неодолимой силой для достижения желанного. А это, по сути, Всеведение со Всемогуществом. Попросту говоря, реальному человеку до идеальной модели «homo oeconomicus» так же далеко, как и до Господа Бога.

Однако хватило б и меньшего. Если б люди в своем большинстве хотя бы предпочитали действовать по образу и подобию «Человека Экономического» – теоретический идеал стал бы схематическим образом «бренного бытия».

Однако мешают «демоны», как темные, так и светлые.

§ 46. Сам себе враг

«Мы по опыту знаем, что люди вообще отличаются слабостью».45 Как и любое стремление смертного человека, стяжательство, как правило, действует вяло, а часто вообще не срабатывает. Смит хорошо описывал некоторые пороки, нейтрализующие алчность. При этом нарочно преуменьшал степень распространения нижеперечисленных недостатков:

1) Лень: «Привычка глазеть по сторонам и работать небрежно, неизбежно приобретаемая каждым деревенским работником, почти всегда делает его ленивым, нерадивым и неспособным ко всякому напряженному труду даже в случаях настоятельной необходимости».46 Городские, увы, не лучше: у них обычно «приятность труда состоит исключительно в вознаграждении».47 Солдаты вообще «не считаются самой трудолюбивой частью народа».48 «Ученик почти всегда бывает ленив».49 Имущие – сплошь ленивы, особенно наследники земель и капиталов: «обладающие большим доходом склонны проводить значительную часть своего времени в увеселениях, суетных развлечениях и мотовстве».50

В целом же для людей малейшее перенапряжение «часто бывает действительной причиной безделья», требуя «отдыха и развлечений».51 И неимоверно сложно «направить к труду праздность и разгульную жизнь».52

В результате даже «большúх благ редко бывало достаточно для того, чтобы вызвать сколько-нибудь значительные усилия».53 И, как правило, «интересы каждого человека» сводятся к тому, чтобы «жить так спокойно, как это только возможно», «или совсем пренебрегая обязанностями, или выполняя их так небрежно и неаккуратно, как только это допустит власть».54

2) Неведение и недомыслие: «Стихии человеческого безумия» «более ненадежны», чем «воля ветров и волн».55 «Заблуждения экстаза и суеверия вызывают самые ужасные беспорядки».56

«Мы способны составлять много замыслов и принимать меры для таких предприятий, выполнить которые мы не в состоянии».57 Даже «те, что убеждены в нелепости распространенных, привычных представлений, весьма склонны забывать свои собственные принципы и принимать (заблуждение) как несомненную и неопровержимую истину».58 «Даже мудрые люди не всегда свободны от иллюзий».59

«Народ Англии, столь ревностно относится к своей свободе, но подобно народу большинства других стран никогда правильно не понимает, в чем именно она состоит».60

3) Национализм и кастовость: «Любовь к отечеству нередко побуждает смотреть со злобной завистью на благосостояние и могущество соседних народов».61 «Любой человек привязан к сословию или к сообществу, в котором он родился, более, чем к какому-либо другому, печется о расширении его привилегий и горячо защищает их от покушений прочих сословий».62

4) Расточительность: «Расточитель за некоторую сумму наличных денег продает будущий доход гораздо большей стоимости».63 «В деле государственных и частных расходов ссылкой на большое богатство часто считают возможным оправдать большую расточительность».64 «Высокая норма прибыли повсюду уничтожает бережливость, расточительная роскошь кажется более соответствующей улучшению положения», причем «пример обладателей больших торговых капиталов оказывает гораздо большее влияние на нравы трудящихся, чем пример какого-либо иного класса».65 «Стремление производить расходы у некоторых людей преобладает почти всегда».66 «Тщеславие почти всегда ведет к расточительности».67

«Сколько же людей разоряется, тратя деньги на приобретение самых пустых предметов! Они наполняют ими свои карманы, а потом приказывают сделать себе новые карманы, чтобы таскать с собой большее их количество. Ходят они обвешанными множеством дорогих побрякушек, которые составляют такой же груз, как содержимое ящика разносчика; некоторые из них представляют кое-какое удобство, но вообще обойтись без них весьма нетрудно».68 «Затраты, в особенности если они производятся на пустяки и ненужные вещи, часто указывают не только на легкомысленные, но и на низменные и эгоистические наклонности».69

«Англия никогда не могла похвастать весьма бережливым правительством», и «бережливость никогда не была добродетелью, отличающей ее жителей».70

5) Властолюбие и честолюбие: «Присущая человеку гордость внушает ему любовь к власти, и ничто так не оскорбляет его чувства, как необходимость снисходить к уговариванию ниже его стоящих людей. Поэтому всюду, где закон допускает это и где характер работы делает это возможным, человек по общему правилу предпочитает работу рабов работе свободных людей».71 «Люди желают участвовать в управлении государственными делами главным образом ради значения, которое это дает им» и готовы жертвовать ради «честолюбия и высокомерия» доходами и даже жизнью.72

6) Тщеславие и самоуверенность: «Главная цель наша состоит в тщеславии, а не в благосостоянии или удовольствии; в основе же тщеславия всегда лежит уверенность быть предметом общего внимания и общего одобрения». «Ничто так не обольщает воображение людей, как желание сохранить положение, более всего привлекающее к себе всеобщее внимание и симпатию».73 Тщеславный «на протяжении всей его жизни питается мыслью о мнимом благополучии, которого он, может быть, никогда не достигнет и которому он жертвует действительным благополучием, находящимся в его распоряжении, утрачивая скромную беззаботность и невозмутимое спокойствие».74

«Преувеличенное мнение большей части людей о своих способностях представляет собою давнее зло», еще больше распространена «нелепая вера в свою счастливую звезду», поэтому «каждый переоценивает шансы удачи, а шансы неудачи недооценивает».75 Что ведет к растрачиванию впустую ресурсов и собственных сил.

7) Распущенность: Общераспространенные «злоупотребления свободой в некоторых занятиях более вероятны, чем в других».76 Аристократическая «система нравственности обычно относится с большой снисходительностью к роскоши, расточительности и даже беспорядочным развлечениям, к доведению удовольствий до некоторой степени невоздержанности, к нарушению целомудрия».77 «Человек низших классов, стоит ему поселиться в большом городе, погружается в неизвестность и мрак. Никто уже не наблюдает за его поведением, поэтому весьма вероятно, что он перестанет сам следить за собой и предастся всем видам низменной распущенности и порока».78 «Часто распущенная и безумная молодость насмехается над самыми священными основаниями нравственности и руководствуется (быть может, более из тщеславия, чем в силу испорченности) самыми возмутительными правилами».79

8) Негативные последствия эгоистических наклонностей: «Бывает достаточно эгоистического порыва страсти, чтобы совершенно затемнить правду. Мы пристрастны, даже тогда, когда для нас важно быть беспристрастными».80 «Жадность и несправедливость всегда близоруки».81 «Человеческая жадность обычно шла наперекор здравому смыслу и опыту».82 «Скупость и честолюбие у богатых, а у бедных ненависть к работе и любовь к покою и удовольствиям побуждают посягать на собственность»,83 причем «эти чувства» очень «устойчивы в своем действии и всеобъемлющие в своем влиянии».84

9) Иные «вредные привычки»: «Нет, пожалуй, таких суетных эгоистических удовольствий, пристрастие к которым не разоряло бы иной раз даже благоразумных людей».85 «Нередко мы слышим фразу, что «это допускается обычаем», и подобным доводом оправдываются, по-видимому, самые несправедливые и самые безрассудные поступки».86 «Общераспространенна склонность к пьянству».87 «Привередливый модник может иногда предпочесть заграничные товары только потому, что они заграничные, более дешевым и лучшим по качеству товарам того же рода, изготовленным внутри страны».88

Заметьте: речь не о наших предках, а о «легендарных британцах» накануне Викторианской эпохи. То есть даже истинным джентльменам и леди слишком тягостно бремя экономического человека.89 А потому влачить его можно лишь изредка и без особого рвения (так как «желание улучшить свое положение обычно лишено страстности и спокойно»).90

Потому-то большую часть своей жизни обычные люди предпочитают наслаждаться имеющимся в наличии благами, а не стремиться к улучшению своего экономического положения. Как правило, индивидуальные силы и средства растрачиваются на занятия, ненужные и даже вредные для материального благополучия. Обогащаться же предпочитают не собственным трудом, как нравилось мистеру Смиту, а за чей-нибудь счет – «на халяву».

Таким образом, роль «экономического человека» - не очень-то велика. И для его пробуждения, согласно учению Смита, Бог вынужден исхитряться: «хорошо, что сама Природа обманывает нас», будто «наслаждения, доставляемые богатством нечто благородное, великое и прекрасное, оправдывающее все труды и мучения, необходимые для их достижения». И именно эта «иллюзия возбуждает творческую деятельность человека и постоянно поддерживает ее, побуждает возделывать землю, заменять лачуги домами, сооружать огромные города, создавать науки и искусства, которые облагораживают и облегчают наше существование» и т. д.91

§ 47. Чересчур хорош

Если с одной стороны люди недостаточно хороши для «разумного эгоизма»,92 то с другой – слишком самоотверженны и бескорыстны, в том числе:

1) При построении общественных отношений: «Человек может существовать только в обществе. Природа, предназначившая его к такому положению, одарила его всем необходимым для этого. Все члены человеческого общества нуждаются во взаимных услугах и одинаково подвергаются взаимным обидам. Когда взаимные услуги вызываются взаимною же любовью, благодарностью, дружбой, уважением, то общество процветает и благоденствует».93 «Несмотря на несовершенство симпатии, ее все-таки достаточно для установления в обществе гармонии и поддержания связи между людьми». «Только ограничивая насколько возможно личный эгоизм и отдаваясь снисходительной симпатии к другим, на какую только способна человеческая природа, мы можем достигнуть согласия, при котором страсти наши оказываются законными и приносят нам счастье. Главный христианский закон повелевает нам любить ближнего, как самого себя, а великий закон Природы состоит в том, чтобы мы любили себя не более, чем мы любим других».

«Справедливость — главная основа общественного устройства. Если она нарушается, то громадное здание человеческого общества немедленно рушится и обращается в прах». «Соблюдение справедливости не предоставлено на наш произвол, а, напротив, может быть истребовано насильственно. Ее забвение побуждает к негодованию и влечет наказание». «Мы строже связаны обязанностью руководствоваться справедливостью, чем дружбой, состраданием и великодушием». (И уж тем паче корыстью!)

«Когда начинаются оскорбления, поднимаются взаимная вражда и негодование друг против друга, общество разделяется; различные члены, составляющие его, как бы распадаются и рассеиваются далеко один от другого силою и сопротивлением противоположных стремлений и таких же интересов». «Человек имеет естественную склонность к общественному состоянию, всегда готов поддержать общественное устройство, хотя бы и не видел в этом никакой пользы для себя. Напротив, ему неприятны беспорядок и смятение в обществе. Если он не может воспрепятствовать нарушению общественного порядка средствами умеренными и мягкими, то прибегает к средствам крайним и насильственным».

«Мы полагаем, что люди, недоступные чувству человеколюбия, должны быть, в свою очередь, лишены расположения к ним ближних; они заслуживают, чтобы общество обратилось для них в огромную пустыню, в которой никто не заботился бы о них, и никому бы до них не было никакого дела».

2) В чрезвычайных ситуациях: «Геройство состоит в заглушении самого могущественного инстинкта природы чувством законности и долга». «Когда человек становится на точку зрения всего народа, то немедленно понимает, что не может противопоставлять ценность своей жизни пользе народа». «В Англии найдется немало людей, которые более обеспокоились бы от потери гинеи, чем утраты Менорки, и в то же время если бы защита этой крепости зависела от них, то они скорее тысячу раз пожертвовали бы своей жизнью, чем предоставили бы ее во власть неприятеля».

«Самые дорогие привязанности по справедливости должны быть пожертвованы ради людей, от существования которых зависит безопасность всего общества».

«Военный дух» присущ «широким народным массам», а те, у кого его нет, «очевидно, страдают отсутствием одной из главнейших черт характера человека; их дух так же искалечен и обезображен, как и тело человека, лишившегося какого-либо важного члена или утратившего способность владеть им».94 И правительства борются с «уклонистами», как с «проказой или другой какой-нибудь заразной и мучительной болезнью».95

«Изменник, приносящий в жертву своим личным интересам интересы своей страны, постыдно отдающий предпочтение себе перед теми, что должны быть ему дороги, кажется нам презреннейшим человеком».

3) В повседневном общении: «Природа, создавая человека для общественной жизни, одарила его желанием нравиться ближним и опасением оскорбить их. Она устроила человека таким образом, чтобы одобрение прочих людей само по себе было для него приятно и лестно, а неодобрение их неприятно и оскорбительно. Она внушила ему еще и желание быть достойным одобрения. В добром сердце это желание превалирует». Доброжелательные чувства окружающих «более необходимы для нашего счастья, чем те выгоды, на которые можно от них рассчитывать».

«Мы должны во всех случаях умерить наше собственное самолюбие и довести его до такой степени, чтобы оно было признано прочими людьми».

По мнению Смита, даже «мошенники не обкрадывают и не убивают друг друга».

4) В субъективных оценках и мнениях: «Когда мы одобряем чье-либо мнение, то мы делаем это не столько вследствие вытекающей из него пользы, сколько вследствие справедливости, точности этого мнения, его согласия с истиной».

«Приходится думать о благосостоянии всего общества и противодействовать слабому и узкому человеколюбивому чувству чувством человеколюбия более мужественного и просвещенного». «Себялюбие становится порочным, как только начинает противоречить общему благу». «Примесь личной выгоды, подобно примеси в фальшивой монете, уничтожает или, по крайней мере, уменьшает достоинство».

«Человеку по природе его, очевидно, свойственно участие к тому, что случается с другими, счастье их необходимо для него, даже если бы оно состояло только в удовольствии быть его свидетелем». «Мы презираем эгоиста, очерствелая душа которого занята исключительно только собой и относится бесстрастно как к счастью, так и к несчастью своих ближних». «Нарушение счастья ближнего из-за того, что оно мешает нашему счастью, лишение ближнего благ вследствие того, что мы могли бы сами воспользоваться этими благами, присвоение в ущерб другому — подобные поступки никогда не могут быть одобрены ни одним беспристрастным человеком».

5) Даже в коммерции: «Общество не может допустить того, что переходит за пределы благородного соперничества». «Купец должен иметь в виду скорее то, что строго предписывается правилами нравственности, нежели стараться получить такой-то барыш или избежать такого-то убытка» — иначе он позорно скуп, а не похвально бережлив. «Богатства суть не более как обман и суета, столь же неспособные доставить наслаждение телу и спокойствие душе, как и те бесчисленные безделушки, которыми украшают себя любящие их люди. Погоня за теми и другими доставляет больше неудобств, нежели действительной пользы».

Помимо социальных добродетелей Адам обнаруживал в людях еще и благотворный инстинкт «продления вида», плюс возвышенное влечение, благодаря которому «создать свое счастье на несчастье ближнего более противно природе, чем смерть, бедность и страдание, — словом, более чем все мучения, как нравственные, так и физические, каким только мы можем подвергнуться».

Поскольку современное ему «состояние человечества» Смит называл «развращенным», то, безусловно, верил, что в лучшие времена индивиды способны на большее проявление альтруизма.

Как же все это совместить с «человеком экономическим»?! Ведь «путь, ведущий к богатству, и путь, ведущий к добродетели, часто бывают противоположны друг другу».

«Что – размышлял Адам, — побуждает великодушных людей постоянно, а невеликодушных хоть изредка жертвовать собственными интересами ради интересов своих ближних, если все мы, в сущности, сильно беспокоимся о личной выгоде и весьма слабо отзываемся на интересы посторонних людей?» И сам себе отвечал: «Власть, управляющая нами, так сказать, против нашей воли, увлекает нас в подобных случаях. Это — разум, правила поведения и совесть, которые являются верховными арбитрами нашего поведения. Когда мы уже готовы нарушить счастье нашего ближнего, тогда среди самых сильных и неукротимых страстей раздается голос совести и напоминает нам, что мы не более как только одно лицо среди множества других, что отдавая себе такое позорное слепое предпочтение, мы становимся предметом, достойным негодования и отвращения. И такой голос раздается не только у добродетельных и великодушных людей».

Впрочем, согласно «Теории нравственных чувств» и, тем более, «Богатству народов» общество без взаимной любви и благорасположения «может поддерживаться корыстным обменом взаимными услугами», однако не очень долго и, к тому же, «не процветая». Особенно «если люди всегда готовы нанести друг другу обиду или вред».

Как обобщал Яковенко: «Смит прекрасно понимал, что в действительности люди не руководствуются ни исключительно бескорыстными мотивами, ни исключительно корыстными. Человеческая жизнь — слишком сложное явление, чтобы ее можно было втиснуть в такие узкие рамки. Но у него начала бескорыстия и корысти так и остались не объединенными каким-либо общим принципом».96

§ 48. «Невидимая рука»

Смитов панегирик «Невидимой руке» временами становится популярнее детских страшилок о «Черной-пречерной руке». Для наглядности перед Вами этот «жемчуг либерализма»:

«Каждый отдельный человек имеет в виду свою собственную выгоду, а отнюдь не выгоды общества. Но это естественно, или, точнее, неизбежно, приводит его к предпочтению того занятия, которое наиболее выгодно обществу».97 И «он обязательно содействует тому, чтобы годовой доход общества был максимально велик. Разумеется, обычно он не имеет в виду содействовать общественной пользе и не сознает, насколько он содействует ей». «В этом случае, как и во многих других, он Невидимой Рукой98 направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения. Преследуя свои собственные интересы, он часто более действительным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится делать это.

Очевидно, что каждый человек, сообразуясь с местными условиями, может гораздо лучше, чем это сделал бы вместо него любой государственный деятель или законодатель, судить о том, к какому именно роду промышленности приложить свой капитал и продукт какой промышленности может обладать наибольшей стоимостью. Государственный деятель, который попытался бы давать частным лицам указания, как они должны употреблять свои капиталы, обременил бы себя совершенно излишней заботой, а также присвоил бы себе власть, которую нельзя без ущерба доверить не только какому-либо лицу, но и какому бы то ни было совету или учреждению и которая ни в чьих руках не оказалась бы столь опасной, как в руках человека, настолько безумного и самонадеянного, чтобы вообразить себя способным использовать эту власть».99

Разумеется, архинаивно полагать, будто маленький человек в одиночку способен ориентироваться на гигантском и сложном рынке лучше целого госаппарата, «совета или учреждения». И ничуть не умнее думать, будто сумма разрозненно действующих сил продвигает общество быстрее и эффективнее, чем действие сил согласованных и, тем более, организованных. Однако именно этот наив, высмеянный в басне про «лебедя, рака и щуку»,100 – основание идеологии государственного невмешательства.

Причем у Смита такой подход оправдан Божьей Всемилостивостью, у безбожных людей – ничем, кроме капризной прихоти быть свободными от всего, не подвергаясь риску ужасов деспотизма. Но чтобы не опасаться «bellum omnium contra omnes» (войны всех против всех)101 нужно, подобно Адаму, благостно уповать, что «всякая вещь в этом мире устроена самым удивительным образом для достижения предназначенной ей цели», определяемой не «человеческой мудростью», а Всеблагою Премудростью Творца.102

Невозможно принять безропотно незримое руководство, если при этом не верить, что Природа ко всем Блага, а люди пред ней беспомощны. Потому что она «руководит нами при избрании путей с помощью непосредственного и первоначального инстинкта», «внушая человеку не только потребность к достижению» извечных целей, «но и непосредственную склонность к средствам их достижения». Меж тем как «медленные и сомнительные определения нашего разума» только всё портят и тормозят.103

Знающим очевидно: «Если и можно говорить об обосновании «Невидимой руки» рынка, то оно было скорее теологическим. Идея «Невидимой руки» была органичной частью религиозного мировоззрения Смита».104

§ 49. Государственные наручники

Пышный букет цитат о зловредности и бессилии всякого государства собирается без труда. Всякая власть согласно обличениям Смита:

1) Жестока и беззаконна: «Насилия и несправедливости правителей — старинное зло, против которого Природа вряд ли знает лекарство».105

«Хотя уступчивость и убеждение всегда представляют собою самое легкое и самое надежное средство управления, между тем как принуждение и насилие являются самым худшим и наиболее опасным средством, все же почти всегда пренебрегают хорошими средствами, за исключением тех случаев, когда не могут или не смеют пользоваться дурными».106

«В войнах виновны только государи либо их министры, а враждебные армии захватывают по своему усмотрению имущество самых миролюбивых граждан, опустошают их земли, сжигают их дома, даже убивают их или лишают свободы при малейшем сопротивлении: и все это считается согласным с тем, что называют международными законами».107

«Запрещение подавляющему числу людей выделывать из продукта своего труда все то, что они могут, или затрачивать свой капитал и промышленный труд таким образом, как они считают для себя наиболее выгодным, представляет собою явное нарушение самых священных прав человечества».108

2) Невежественна и неосмотрительна: «Власть легко может осуществляться невежественно и произвольно. По своей природе она произвольна и безапелляционна. Лицо, подчиненное такой власти, неизбежно принижается, становится жалким и презираемым».109

«Каждое ограничительное мероприятие вносит известную степень расстройства в состояние государства, от которого трудно избавиться, не вызывая другого расстройства».110

«Закон вопреки всем принципам справедливости сперва создает искушение, а потом наказывает тех, кто поддается ему».111 И человек «будучи сначала скорее неблагоразумным и легкомысленным, а не преступным, в конце концов, слишком часто становится одним из самых смелых и наиболее решительных нарушителей».112

«Удовлетворение требований данного момента всегда больше всего занимает внимание тех, на ком непосредственно лежит управление».113

«Голод никогда не возникал по какой-либо иной причине, как в результате насильственных мероприятий правительства, пытавшегося негодными средствами устранить неудобства дороговизны».114

«Обычное действие государственных премий выражается в том, что они поощряют опрометчивых предпринимателей браться за дело, которого они не понимают, и то, что они теряют в результате собственной неосмотрительности и незнания, с избытком поглощает все то, что они могут выгадать благодаря чрезвычайной щедрости правительства».115

3) Аморальна: Любой «государственный деятель — коварное и хитрое создание, решения которого определяются изменчивыми и преходящими моментами».116

«Самодержавные государи суть опаснейшие из всех политических мыслителей. Высокомерие, не допускающее возражений, составляет обыкновенно отличительную черту их характера: они нисколько не сомневаются в непогрешимом превосходстве собственного мнения, не видят в нем никаких недостатков. Преобразования их направлены обыкновенно к уничтожению всего, что оказывает сопротивление их деспотизму».117

4) Пристрастна: «Правительство играет роль судьи в собственном деле и потому нередко выводит свою месть за границы беспристрастия, проникается негодованием и местью по самому ничтожному поводу».118

«Не только неведение и неправильная осведомленность, но и дружба, партийная вражда и личное неудовольствие часто ведут к неправильным действиям чиновников».119

«Карьера и успех зависят не от просвещенного уважения людей, но от сумасбродной и капризной милости невежественных и надменных начальников, пронырство и лесть почти постоянно одерживают верх над достоинствами и дарованиями. Искусство заискивания предпочитается служебным талантам».120

«Лица, стоящие во главе правительства, склонны вознаграждать как себя самих, так и своих непосредственных подчиненных в большей мере, чем это необходимо».121

«Нередко между противоположными партиями, раздираемыми религиозными или политическими несогласиями, мы встречаем большую вражду, чем между двумя воюющими нациями, и вражда эта сопровождается большими жестокостями».122

5) Беспринципна: «Уважение к международным законам или к общим правилам (для властей) не более как пустой звук и химера. Из-за самой ничтожной выгоды и из-за самого пустого оскорбления они без всякого стыда и угрызений совести нарушают или прямо обходят эти правила». «Международные законы часто нарушаются, а человек, нарушающий их, не бывает никак ославлен, по крайней мере, в глазах своих сограждан».123

«Государь во многих случаях совершенно не считает нужным расходовать собираемые налоги согласно назначению».124

6) Корыстлива: «Все для самих себя и ничего для других — таково во все времена было, по-видимому, неизменное правило властителей рода человеческого».125

«Поборы таможенных служащих повсеместно намного превышают их жалованье, в некоторых портах они увеличивают это жалованье вдвое и втрое».126 (Смит знал это лично).

7) Расточительна: «Большинство правительств не способно проявлять воздержание и осторожность».127 «Способ, могущий дать больше всего денег, почти всегда предпочитается такому способу, который обещает всего быстрее уменьшить государственные расходы».128

«Нации никогда не беднеют из-за расточительности и неблагоразумия частных лиц, но они нередко беднеют в результате расточительности и неблагоразумия государственной власти».129

«Парламент так мало внимания уделяет расходованию миллионов, а начальник казначейства по своей специальности и своему образованию не очень подготовлен к пониманию нужных расходов».130

8) Ненадежна: «Власть и могущество — огромные и сложные машины, предназначенные доставить несколько пустых удобств и состоящие из таких хрупких и непрочных пружин, что, несмотря на всю нашу заботливость, они ежеминутно могут разлететься вдребезги и раздавить своего несчастного обладателя. В них чаще, чем где-либо в ином месте, человек подвергается тревогам, страданиям, опасностям, болезням и смерти».131

9) Беспомощна в борьбе с естественными тенденциями: «Закон может объявить шиллинг платежным средством, равным гинее. Но никакой закон не может заставить человека принимать шиллинг в уплату за товары, стоящие гинею».132

«Запрещение (ростовщичества), подобно всем другим запрещениям такого же рода, не имело никакого действия и, вероятно, скорее увеличило, чем ослабило зло ростовщичества».133 «Когда закон запрещает процент, он отнюдь не предупреждает взимание его. Многие лица вынуждены занимать деньги, и никто не соглашается ссудить их, не взяв за пользование деньгами вознаграждение, соответствующее не только тому доходу, который они могут приносить, но также трудности и опасности обхода закона».134 (И Смита здесь не смущало резкое снижение числа займов при введении запретов).

«Запрещение вывоза драгоценных металлов не может помешать их вывозу, но только сделает его более дорогим, поскольку он станет более опасным».135

«Запрещение ввоза иностранного хлеба и скота на деле равносильно провозглашению того, что население и промышленность страны никогда не должны превышать те размеры, при которых они могут содержаться за счет сырого продукта ее собственной почвы».136

«Большая разница в цене внутри страны и на внешнем рынке создает такое искушение для контрабанды, что вся строгость закона не в состоянии предотвратить последнюю».137

10) Непригодна к коммерческой деятельности: «Нет ничего более несовместимого, чем занятие торговлей и положение государя».138

«Внимание и заботы государя (сравнительно с частником) в лучшем случае могут вести к самому общему и расплывчатому взвешиванию того, что способно содействовать лучшей обработке большей части его владений».139 Хозяйственное «внимание, столь не свойственное природе всякого правительства, вряд ли будет проявляться долгое время, а если и будет, то, вероятно, станет причинять, в конце концов, гораздо больше беспокойства и стеснений, чем облегчения».140

Государственные «коммерческие предприятия почти никогда не имели успеха: расточительность, с какой обычно ведутся дела государей, делает успех почти невозможным».141

«Коронные земли Великобритании не приносят четвертой части той ренты, которая могла бы, вероятно, получаться с них, если бы они принадлежали частным лицам», а «если бы коронных земель было еще больше, то управление ими, вероятно, было бы еще хуже».142

Кроме того, сотни страниц, целые отделы и даже главы «Богатства народов» - посвящены обличению пагубных последствий политики, ограничивающей или стимулирующей конкуренцию либо затрудняющей перемещения труда и капитала.

§ 50. Поклонение властной «руке»

После таких обличений трудно не удивляться вместе с российским ригористом либерализма М.И. Туган-Барановским тому, что «Смит обнаруживал большую уступчивость в практическом применении своих общих требований экономической свободы».143 И это преуменьшение «грехов Учителя» преданным почитателем! П.Дж. О’Рурк выражается точнее: «Смит знал, что Невидимая рука может крепко зажать в кулак».144 «Свобода не может существовать без ограничений. И Адам Смит был способен проложить свой путь в обход как авторитаризма, так и вседозволенности».145

Но и это еще далеко не вся правда с учетом того, как Адам расхваливал государство в качестве «разума нации»,146 ждал от него активности в экономической сфере, наделял власть многочисленными и важными полномочиями и очень искренне сетовал, что «так редко встречаются разумные системы» государственного правления.147

Больше всего поражают следующие славословия, звучащие вперемешку с охаиванием госвласти:

«Только на основании разума и философских доводов, а не естественных законов можем мы утверждать, что государь находится в такой зависимости от народа, что ему можно оказать сопротивление, лишить его престола или подвергнуть наказанию. Предоставленный самому себе голос Природы побудил бы нас подчиняться из любви к нему (государю), проникаться трепетом при виде его величия, находить в его улыбке достаточное вознаграждение за нашу службу, бояться его нерасположения как самого жестокого наказания, хотя бы из этого и не последовало никакого вреда для нас. Самые могущественные побуждения, самые необузданные страсти, страх, ненависть, негодование едва бывают в состоянии заглушить естественное стремление к уважению государя. Когда народ доведен даже до крайности, он всегда готов остановиться и возвратиться к своему обычному подчинению тому, в ком привык видеть своего естественного повелителя. И народ с такой же силой берется за восстановление опрокинутой власти, какую выказывал при сопротивлении ей».148

«Сам государь никогда не бывает заинтересован и склонен нарушать справедливость или угнетать основную массу народа».149 «В интересах государя увеличивать по возможности годовой продукт».150

«Расходы на поддержание достоинства главы государства производятся в интересах общей пользы всего общества. Справедливо поэтому, чтобы они покрывались за счет обложения всего общества».151

«Правила, установленные для судебного разбирательства, большей частью согласны с правилами естественной справедливости». И без поддержания справедливости судами «общество было бы ареной убийств и беспорядков».152

«Естественные привычки народа сделают его совсем неспособным к собственной защите, если только государство не предпримет мер для общественной защиты», в том числе «средствами очень строгими, пренебрегая целым рядом интересов, склонностей и привычек, насильно заставляя заниматься военными упражнениями». «Только благоразумие государства может сделать ремесло солдата» профессиональным мастерством.153 «Только посредством постоянной армии (государя) можно продолжать и сохранять цивилизацию в течение значительного времени», ведь именно эта армия «с неодолимой силой утверждает закон в отдаленнейших провинциях и поддерживает правильное управление в странах, которые в противном случае не допустили бы этого». Более того сильная армия, по мнению Смита, не только не ограничивает свободу, но и укрепляет ее, если только командуют войском «те, чей главный интерес в поддержании существующей власти».154

«Гражданское управление на самом деле учреждено для защиты богатых от бедных».155 (Это, заметьте, исчерпывает марксистскую концепцию сущности государства).156 «Только под покровительством гражданских властей владелец ценной собственности может спокойно спать», ибо «от насилия он может быть защищен только мощной рукой». («Невидимая» бессильна?!) «Нужда в сильном правительстве постепенно усиливается вместе с приобретением ценной собственности, также постепенно усиливается и подчинение».157

«Положение рабов лучше при самодержавном правительстве, чем при свободном», «где их хозяин совершенно независим и ничего не опасается». Потому что самодержец и его чиновники гораздо решительнее вмешиваются «в право частной собственности». В результате чего защищенный властями раб «может проявлять добродетели», становясь «более толковым и полезным».158

«Начальник может иногда заставить силой своих подчиненных поступать друг с другом до некоторой степени прилично, и в таком случае он встречает одобрение». Поэтому ему «предоставлена не только власть для поддержания всеобщего спокойствия посредством предупреждения преступлений, но и забота об общественном благоустройстве посредством преследования пороков и всего, что оскорбляет нравственность».159

«После того как исчерпаны все пригодные для обложения объекты», но «нужды государства продолжают требовать введения новых налогов, ими приходится облагать предметы, для этого не подходящие». И это «не может служить укором мудрости государства».160

«Самая широкая и полезная забота об общественном благе есть та, которую проявляет государственный человек, подготавливающий и заключающий союзы с другими народами, как для сохранения так называемого равновесия власти, так и для поддержания мира и доброго согласия».161

«Каждое государство стремится к бессмертию. Поэтому всякое (государственное) учреждение должно соответствовать не преходящим, изменчивым или случайным условиям, а неизбежным и потому всегда неизменным».162

§ 51. Функции государства

Сколько б Смит не апеллировал к «естественности» – тем не менее, он утверждал, что «правительство может быть дурным и вредным только потому, что оно недостаточно заботится о предупреждении бедствий, порожденных пороками человека».163 Правда, развернутой и всесторонней программы борьбы государства с персональными недостатками у Адама не обнаружить.

Согласно «Богатству народов» при «системе естественной свободы» все госфункции сведутся к трем пунктам: 1) «ограждать общество от насилий и вторжений» извне; 2) «ограждать по мере возможности каждого члена общества от несправедливости и угнетения со стороны других его членов»; 3) «создавать и содержать общественные сооружения и учреждения», выгодные только для общества в целом.164 В расплывчатый третий пункт в качестве «главных» позиций включались а) «общественные учреждения и работы для содействия торговле» («хорошие дороги, мосты, судоходные каналы, шлюзы, гавани и т. п.», «почта» и «чеканка монеты»), б) «народное образование».165

В целом же вовсе не мало! Потому что каждая функция у Смита многозначительна и допускает сколь угодно широкое толкование.

Смит, прежде всего, рассчитывал получить от властей административную, судебную и военную защиту. Ради чего охотно поступался свободами индивида. «При отсутствии власти принуждать своих граждан действовать по определенному плану никакое добровольное объединение в целях взаимной защиты не могло бы обеспечить сколько-нибудь устойчивой безопасности».166 Ведь только «при сильном правительстве не нарушают общественное спокойствие»167 и «легко сломить сопротивление толпы».168

Адам нисколько не сомневался, что «оборона страны гораздо важнее, чем богатство».169 А потому не хуже самых ражих меркантилистов поддерживал меры содействия армии и флоту Британии. Особенно предусмотренные «Навигационным актом»:170 «Возможно, что некоторые из ограничений этого знаменитого акта порождены национальной враждой. Тем не менее, они отличаются такой мудростью, точно были продиктованы самым зрелым размышлением. Национальная вражда в данном случае наметила себе ту самую цель, какую подсказало бы и самое зрелое размышление, — ослабление морского могущества Голландии, единственной морской силы, какая могла угрожать безопасности Англии».171

Хуже того, вся критика меркантилизма улетала коту под хвост там, где торжествовал Смитов патриотизм – такого вот содержания:

«Если отрасль необходима для защиты общества, не всегда благоразумно оставаться зависимыми в деле снабжения ее изделиями от наших соседей, и может оказаться целесообразным обложение всех других отраслей для поддержания ее».172

«Некоторые отрасли торговли, которые ведутся с варварскими и нецивилизованными народами, требуют чрезвычайного покровительства»: хорошо укрепленных фортов, наделенных особыми полномочиями дипломатов и дополнительных налогов.173

«Выгодно наложить некоторые тяготы на иностранную промышленность (и торговлю) в целях поощрения отечественной»,174 когда: 1) стимулируется отрасль, необходимая для обороны; 2) устанавливается импортная пошлина, равная внутреннему налогу; 3) применяются ответные меры для понуждения иностранного государства к отмене ограничений; 4) временно сохраняются ограничения для безболезненности их отмены;175 5) предоставляется новаторам время для укрепления новых производств и освоения новых рынков.176

В поведении американских колоний Адама сильнее всего возмущало то, что американцы почти ничего не делали «для обороны и содержания гражданского управления», бесплатно пользуясь тем и другим со стороны метрополии.177

Для экономического благополучия Смиту мало надежного защитника — нужен еще и влиятельный регулировщик. В частности, допускалось, что:

— для земледелия благоприятен «закон, обязывающий каждого земельного собственника» обрабатывать и улучшать свои земли под угрозой их передачи другому хозяину;178

— «в целях предотвращения вымогательств ростовщиков» необходим закон о «максимальной норме процента», которая «должна всегда несколько превышать самую низшую рыночную цену за пользование деньгами». Но «не сильно» — так как слишком высокая норма привлекает лишь «расточителей и спекулянтов». (Британское законодательство в данной области Адам признал «наиболее соответственным»);179

— «при существовании монопольной корпорации, может быть, и надлежит регулировать цену предметов первой необходимости»;180

— «при расточительности, свойственной периодам большого процветания, можно, пожалуй, признать премии излюбленным отраслям не менее естественными, чем всякий другой ненужный расход»;181

— очень полезно госстимулирование выдающихся способностей и умений.182

Вышеприведенный перечень государственных полномочий не исчерпывающ – его важнейшие дополнения можно найти в следующих четырех параграфах данной главы. В целом же важно отметить, что «в случае самой крайней необходимости» Адам допускал любые «жертвы идее общественного блага и соображениям государственной пользы».183 А заодно и то, что правительство для «сохранения общественного спокойствия бывает вынуждено уступать предрассудкам» и устанавливать социальную систему, желательную народным массам.184

§ 52. Конкретные мероприятия

Смит порою бывал уверен, что «человек побуждается самой Природой исправлять порядок, который ею же устроен, служить орудием изменения естественного порядка». Тогда-то шотландец усматривал в каждом из окружающих «благородную любовь к системности, порядку, творчеству и изобретательности», которая «служит причиной уважения к предприятиям, направленным на всеобщее благо» и побуждает «заниматься улучшением управления, торговли и промышленности». «Нам, — утверждал Адам, — доставляет удовольствие усовершенствование такой огромной и такой прекрасной (общественной) системы, и мы стараемся отстранить все препятствия, которые могут нарушить ее порядок и ее действие». И даже случается так, что некоторые из нас «отдают предпочтение тому, что может содействовать счастью людей, скорее из желания усовершенствовать систему, чем из непосредственного сочувствия к тем, кому придется испытать на себе ее выгоды или неудобства».185

В таком расположении духа Смит был и сам не прочь внести свою лепту в совершенствование общественных отношений. В результате его писания зачастую неотличимы от типичных бюрократических предложений по улучшению госрегулирования — «набора рецептов для государственного деятеля»186, как выразился Шумпетер. Причем последняя часть «Пятикнижия» (больше двух сотен страниц)187 полностью посвящена совершенствованию госсистемы в целом и госфинансирования в особенности, а предпоследняя часть (того же размера)188 последней аналогична и лишь слегка разбавлена эскападами в отношении меркантилистов и физиократов.

Самые внятные из предложенных Смитом законодательных и административных мер таковы:

— предоставить гражданам возможность выбирать, в какое из нескольких госучреждений обращаться, чтоб конкуренция чиновников способствовала повышению качества их работы;

— оплачивать всякую общественную службу «соразмерно употребленному усердию» слуг народа;189

— ввести общеобязательные научно-философские госэкзамены «для получения разрешения заниматься какой-либо либеральной профессией или для назначения на какую-либо почтенную должность, ответственную или доходную»;190

— «сделать судебную власть насколько возможно независимой от власти исполнительной»,191 при этом содержать суды исключительно за счет «точно установленных» судебных пошлин (лучше – лишь «гербовых сборов»), соразмерных продолжительности реального судопроизводства, а судьям выплачивать содержание лишь по итогам рассмотрения дела;192

— насаждать религиозную терпимость и многоконфессиональность, лишив всякую церковь господдержки и монополии на проповедь и отменив обязательную десятину, дабы здоровая конкуренция за пожертвования прихожан поддерживала высокий моральный облик церковников и их паствы;

— вернуть воспитание детей в лоно семьи, поскольку-де «домашнее воспитание есть установление Природы, а общественное — человеческое изобретение», да и «выгоды общественного воспитания не возмещают потерь»193 (Как тут не вспомнить мучения Адама без мамки.);

— финансировать образовательные учреждения (кроме начального образования для бедняков) только за счет учащихся, поскольку при государственном и общественном финансировании система образования паразитически деградирует;

— распродать госземли (кроме парков, садов и прочих мест для публичных гуляний) и за счет вырученных средств погасить все госдолги, что повысит национальное богатство и госдоходы, снизив госрасходы и повысив продуктивность использования земель;194

— экономить госсредства за счет минимизации украшения общественных строений;

— обеспечить самоокупаемость и даже доходность чеканки монеты, почты и большинства путей сообщения за счет целевых сборов и их использования строго по назначению;

— снижать отвлечение капиталов от прибыльного использования повышенным налогообложением предоплат;195

— заменить премии за вывоз товаров – премиями за их производство;

— установить премии за перевозку угля, чтобы создать повсюду равно благоприятные условия для использования этого топлива, имевшегося в избытке на территории Британии;196

— сохранить запрещение вывоза хлеба только для случаев чрезмерного повышения цен на зерно;

— сохранить «нотариальное засвидетельствование закладных и всех сделок относительно недвижимой собственности» как «чрезвычайно выгодное обществу обеспечение прав кредиторов и покупателей», но при этом отменить как «неудобное и опасное для отдельных лиц» и бесполезное для общества «нотариальное засвидетельствование большей части документов другого рода»;197

— устраивать как можно чаще пристойные «общественные развлечения» — «без скандала или бесстыдства развлекать и забавлять народ живописью, поэзией, музыкой, танцами, всякого рода драматическими представлениями и зрелищами»;198

— предоставить государственную самостоятельность североамериканским колониям, чтобы «из беспокойных и мятежных подданных они превратились в самых верных, сердечных и щедрых союзников»,199 либо же допустить их к управлению Британской империей пропорционально участию в госрасходах.

§ 53. Принципы налогообложения

Особого рассмотрения достойна налоговая реформа, предложенная и обоснованная в «Богатстве народов» с повышенной скрупулезностью – с подробным анализом всех действующих налогов, обстоятельными экскурсами в историю и иноземный опыт, далеко идущими обобщениями.

Согласно учению Смита налоги, конечно, минус в обогащении народа, «поскольку они ведут к уменьшению фонда, предназначенного для содержания производительного труда», а заодно к увеличению бесплодного потребления.200 К тому же они «часто очень жестоки и притеснительны».201

Однако же для того, чтоб совместить неизбежное иго налогов с милой сердцу проповедью свободы, Адам не побрезговал примитивною демагогией: «Налог является для лица, которое платит его, признаком не рабства, а свободы. Он означает, правда, что это лицо является подданным правительства, но также и то, что оно обладает некоторой собственностью и не может само быть собственностью какого-нибудь хозяина».202

В порыве энтузиазма добрый шотландец верил, что «при какой-либо особой крайности народ может, под влиянием сильного общественного воодушевления, сделать большое усилие и отдать даже часть своего капитала, чтобы прийти на помощь государству».203

Сочиняя свои предложения по улучшению налогового законодательства, Смит исходил из того, что Британия как самая экономная из существующих стран не способна, «по-видимому, сколько-нибудь значительно сократить расходы»204, а потому вынуждена «согласовать свои будущие стремления и планы с фактической скудостью своих средств»205 и повышать доходы не только увеличением национальных богатств, но и рационализацией налогообложения. Ведь можно, как мыслил Адам, «не увеличивая бремени, а только распределяя более равномерно его тяжесть между всеми жителями страны, привести к значительному увеличению дохода».206

Здесь Смит не пытался выяснить, что естественно, а что безобразно. Сразу же «взял быка за рога» и сформулировал абстрактные критерии, в соответствие с которыми следовало приводить действительность. Их получилось четыре:

1) Налоги должны платить все пропорционально доходам: ренте, прибыли и зарплате.207 Причем «всякий налог, который, в конечном счете, падает только на один из этих трех видов дохода, является неравным»208 и, значит, несправедливым. Причем особо неправомерным и подлежащим непременному устранению Адам признал «освобождение высшего класса от уплаты весьма тяжелых налогов, уплачиваемых бедными».209

2) «Налог должен быть точно определен» по «сроку, способу и сумме платежа».210 Ибо мытари, раскладывающие налоги по собственному усмотрению, отличаются чрезмерной наглостью и подкупностью. Сопоставляя неравенство с произволом, Адам утверждал, что «весьма значительная степень неравномерности — гораздо меньшее зло, чем весьма малая степень неопределенности».211

3) «Налог должен взиматься в то время или тем способом, когда и как плательщику удобнее всего».212 По мнению Смита, самый удобный налог тот, что заложен в цену реализуемого ширпотреба.

4) Расходы по сбору налогов следует минимизировать.213 Для этого необходимо снижать как прямые фискальные затраты (жалованья налоговиков, взятки, накладные расходы госорганов и т. п.), так и косвенный вред от затруднений бизнесу (конфискации и другие разорительные наказания, причиняемые налогоплательщикам раздражения и т. д.).

Сверх специально перечисленных в «Богатстве народов» принципов Смит фактически предложил выстраивать налоговую систему под лозунгом «Меньше, ниже, проще». Ведь налоги — как путы: чем их больше, тем скованней чувствует себя каждый индивид. Высокие ставки, повышая цену, «сокращают потребление облагаемых товаров», «поощряют контрабанду» и теневую экономику и тем самым «часто дают правительству меньший доход сравнительно с тем, какой мог бы получаться от более умеренных» ставок.214 Максимальная простота повышает точность и определенность, снижает умственные и физические затраты.215

Когда же «какая-либо нация уже чрезмерно обременена налогами, ничто, кроме требований новой войны, ничто, кроме чувства национальной мести или опасения за национальную безопасность, не может побудить народ терпеливо подчиниться новому налогу».216

§ 54. Кто заплатит?

Крайне озабоченный равномерным раскладыванием налогов на каждое пенни дохода Смит очень много внимания уделил выяснению того, кто же, в конечном счете, тратит свои «кровные» на пополнение казны. Но делал это, не очень-то утруждаясь расчетами и доказательствами. Так, по прикидкам Адама:

1) Налоги с земельной ренты и земледелия вообще почти целиком ложатся на землесобственников и лишь изредка и незначительно на арендаторов. Из крестьянского же заработка не платится ничего, ибо любая потеря возмещается помещиками, почему-то не допускающими еще большего обнищания трудящихся. Следуя физиократам, Смит утверждал, будто бы государство не причиняет ущерба «ни одной отрасли труда» прямым изъятием части землевладельческих доходов, получаемых «без всяких забот и усилий».217 (Будто бы полагал, что заинтересованность землевладельцев в прибыльном использовании земель нисколько не ослабляется истощением ренты налогами).

2) По тем же резонам Адам счел налоги на прибыль расходами капиталистов. Лишь для самых ушлых — купцов и ростовщиков сделал исключения. «Во всех нормальных случаях потребители принуждены платить в цене товаров налог (с оборота), притом обычно еще с некоторой надбавкой»,218 потому что «торговцы стараются доставлять на рынок не больше товаров, чем могут продать по цене, достаточной для возмещения им расхода на уплату налога».219 «Никто не станет ссужать свои деньги тем, кто занимается облагаемым промыслом, за меньший процент, чем тем, кто занимается промыслами необлагаемыми».220

Впрочем, фермеры и другие предприниматели — арендаторы земли, по мнению Смита, тоже способны переложить часть внесенного ими налога на земельных собственников, уменьшив арендную плату. Однако эти капиталисты не так опытны, как торговцы и ростовщики, поэтому «не всегда целесообразно учитывают собственные интересы и, вероятно, теряют больше в результате уменьшения своей продукции, чем выгадывают от уменьшения налога».221

3) «При неизменном размере спроса на труд и цены предметов продовольствия прямой налог на заработную плату может иметь своим следствием только повышение заработной платы на сумму, несколько превышающую самый налог».222 То есть платят и даже приплачивают наниматели-эксплуататоры.

4) Налоги с продаж Адам распределял очень разнообразно. При отчуждении земли он признал единственным заинтересованным лицом продавца и потому вменял ему уплату всего налога. При реализации ново-построенных домов налог полностью возлагался на заказчика — подрядчик же был сочтен способным сохранить всю свою доналоговую прибыль. Зато при покупке старых жилищ расплачивался с казной исключительно продавец.

Обложение «предметов существования, которые безусловно необходимы для поддержания жизни или обходиться без которых в силу обычаев страны считается неприличным даже для низшего класса»,223 — Смит посчитал повышающими зарплату и цены и потому отнес на прибыль производителя этих предметов и «отчасти» на доходы «землевладельцев и богатых потребителей».224 Зато налоги с реализации всех прочих товаров (включая, спиртное, курево, мясо, чай и сахар) почти полностью легли на доходы потребителей. Что якобы вызывало снижение потребления. И — вы не поверите — «способность (нормальных работников) содержать семьи в результате такого вынужденного воздержания часто, пожалуй, увеличивается благодаря налогу, а отнюдь не уменьшается».225

5) Налоги по займу у Адама оплачивал только заемщик, сочтенный единственным нуждающимся в подобных сделках.

6) Сборы за перевозку грузов Смит относил целиком на счет потребителей перевозимых товаров.

7) Судебные пошлины возлагались на обе стороны в соответствии с законодательством.

Разумеется, все эти распределения отражают лишь личные предпочтения автора «Богатства народов». На самом же деле, покрытие налоговых вычетов — очень сложный и разнообразный процесс, зависящий от соотношения сил налогоплательщика и его контрагентов. При этом бесспорно:

— тот, кто нуждается в сделке больше своего партнера, при прочих равных условиях слабее последнего и больше теряет от налогообложения;

— непосредственному плательщику выжать налог из своих партнеров труднее, чем государству из него самого.

§ 55. Оптимизация налогов

Анализируя отдельные налоги, Смит внес множество предложений по их улучшению:

1) Поземельные налоги, по мнению Адама, бывали соразмерными земельным доходам лишь при крайне дорогих и обременительных пересмотрах ставок с мониторингом всех земель, а без пересмотров поземельные сборы очень быстро становились несправедливыми из-за изменения способа и эффективности использования земли. Зато эти налоги всегда низкозатратны и удобны для всех. Чтоб соблюсти соразмерность при одновременном снижении государственных расходов на обновление кадастров, Смит предложил облагать участки пропорционально арендным платежам, регистрируя и проверяя в госорганах соответствующие договоры аренды.

2) В отношении жилищных налогов Адам преднамеренно поступился принципом пропорциональности, «чтобы богатые участвовали в государственных расходах несколько большей долей».226 (Отсюда, заметьте, недалеко до ныне весьма популярной прогрессивной шкалы подоходных налогов). Более того, участки, «застроенные (жилыми) домами должно облагать сильнее, ибо это выводит земли из доходного использования» и государство вправе брать больше за домашний уют, обеспеченный «хорошим» госуправлением.227 Правда, «необитаемые дома» у Смита не облагались228 (здесь его не взволновало бесприбыльное использование земли и строений).

3) Налог на прибыль Адам бы установил прямо пропорционально реальному барышу. Однако «расследование частных обстоятельств каждого отдельного человека, чтобы согласовать с ними налог, явилось бы источником такого постоянного и бесконечного притеснения, которого не мог бы выдержать ни один народ»,229 – одернул себя шотландец, не предвидя, что отрицает побеждающую тенденцию.

И чтоб капиталы не бросились за границу из-под пристального внимания налоговиков, Смит предложил ограничиться некой малой, но твердой суммой подоходного налога, установленной на глазок, а лучше на основании «добровольного и добросовестного» декларирования доходов, как «в небольших торговых республиках, где население относится с полным доверием к своим чиновникам и убеждено в необходимости налога» и его целевом использовании.230 (Впрочем, и без того, согласно, «расчетам» Адама, облагаемая прибыль в Англии занижалась в 5 раз — в то время как подналоговая рента – лишь вдвое.)231

Налоги с прибыли Смит признал подходящими для ликвидации монополистических последствий меркантилизма. Он писал: «Прибыли монополистов служат, без сомнения, самым подходящим предметом для обложения».232

4) Согласно «Богатству народов» почти все формы подушного налога (включая налог с зарплаты), «если их пытаются сделать равномерными, становятся произвольными и неопределенными, а если пытаются сделать их определенными и не зависимыми от произвола, делаются неравномерными».233 Да и вообще это «признаки рабства».234 Поэтому «свободным странам» рекомендовалось ни в коем случае не прибегать к восточно-деспотическому подушью. Единственное исключение — чиновники: драть налоги с их «высокого жалования» Смит считал и справедливым, и приятным для простого народа.235

5) Во имя предотвращения ненужного роста цен Адам хотел бы исключить взимание налогов с продаж «предметов необходимости». Однако налоги на соль, кожу, мыло, свечи и «простое стекло» все-таки сохранял, потому что они «доставляли значительный доход правительству, который нелегко было бы получить каким-либо другим путем».236 Зато на беспошлинной торговле скотом и зерном Смит настаивал очень сильно.

В конечном итоге, предлагалось облагать акцизными сборами и равновеликими им таможенными пошлинами лишь небольшое число товаров широкого потребления.237 Причем под строгим контролем чиновников. И с учетом того, что «сахар, ром и табак чрезвычайно подходят для обложения».238 А чтобы ни капли домашнего пива или эля не просочилось мимо казны, Адам рекомендовал обложение солода. Причем налог на него предлагал повысить, а обложение спиртного снизить во имя равенства.

Адам советовал применять два разных метода взимания налогов с продаж: 1) ежегодно частями — в отношении предметов длительного использования (домов, экипажей, посуды и т. п.)239 и 2) полностью при продаже товаров, потребляемых незамедлительно. Так-де удобней плательщикам.

Многократное обложение оборота одного товара Смит считал несправедливым затруднением дальней торговли и разореньем торговцев.

В порядке самокритики автор «Богатства народов» заметил: «Поскольку размеры потребления каждого человека определяются его собственными вкусами и привычками, постольку он уплачивает налог скорее в соответствии со своими вкусами и привычками, чем в соответствии со своим доходом».240 Однако к искоренению подобной «диспропорции» призывать не стал – сами, мол, виноваты, раз склонны к невоздержанности.

6) Налоги с наследства Смит однозначно одобрил, считая, что в данном случае можно взять что-то, кроме доходов. Однако же для наследников, проживавших вместе с покойным наследодателем, делалось исключение. Дескать, эти бедолаги и без того потеряли кормильца (главный источник доходов) – поэтому пусть не платят.241

7) Транспортные сборы (пошлины за пользование дорогами, каналами, реками и т. п.) Адам признавал «вполне правильными», если они «устанавливаются соответственно объему или весу перевозимых предметов», позволяя возмещать расходы по обслуживанию дорог.242 Если же эти налоги устанавливать пропорционально цене перевозимого товара, то получится дополнительная наценка, обескровливающая торговлю – что по Смиту недопустимо.243

Охотно пойдя навстречу зову патриотизма, Адам назвал дорожные сборы «единственными налогами, какими одно государство может облагать граждан другого, не задерживая нисколько развития своей собственной промышленности или торговли».244

Кроме того, в «Богатстве народов» предложено:

— облегчить налоговое бремя уничтоженьем госдолга;

— пополнять казну за счет государственного капитала, пуская его в выгодный оборот и выдавая кредиты другим государствам или своим подданным;245

— не прибегать к налоговым откупам, потому что откупщики извлекают сверхприбыль, разоряя всю нацию и возмущая людей своей алчностью и жестокостью;246

— постепенно ввести в Ирландии и заморских колониях английские налоги, предоставив одновременно ирландцам и колонистам все права и свободы жителей метрополии. («Расширение рынка скоро возместит Ирландии и колониям все, что они потеряют от увеличения» налоговой нагрузки);247

— изыскивать способы обложения «налоговых дезертиров», которые, проживая за границей, ничего не платят правительству по месту извлечения доходов (к примеру, использовать для этого «поземельный налог и крупный налог при передаче собственности»);248

— стимулировать доносительство для усиления контроля в сфере налогообложения.249

Попрекая меркантилистов использованием налогов «в целях регулирования торговли страны»,250 Смит, тем не менее, сам предлагал применять налоги для борьбы с таким негативом, как бартер, высокие предоплаты, навязывание арендаторам целевого использования земли и т. д. Допускалось и налоговое стимулирование позитива: например, самостоятельного землепользования лендлордов. Единственным явным отличием от меркантилистов остался запрет использования налогообложения «для установления монополии».251

«Никакому другому искусству, — писал Адам, — не выучивается скорее одно правительство у другого, как искусству выкачивать деньги из карманов своего народа».252 И сам же брался распространять на соседние государства «передовой» опыт Великобритании, где, по мнению шотландца, «единообразная система обложения – одна из главных причин процветания».253 Причем большая часть Смитовых наставлений адресовалась Франции.254

К удивленью своих читателей после сотен страниц изложения проекта финансовых преобразований Адам Адамович вдруг заявил мимоходом: «Частные интересы многих могущественных людей, закоренелые предрассудки народных масс в настоящее время, как кажется, ставят для столь серьезной реформы такие препятствия, которые, может быть, очень трудно, а пожалуй, и совершенно невозможно преодолеть».255

Так зачем — извините, мистер, — Вы огород городили?! Не поверю, что развлекались…

§ 56. Сравнение руководящих способностей

Сравнивая владычество коммерсантов, якобы направляемых «Невидимою рукой», и власть чиновников, действующих по собственному разумению, Смит вопреки собственным базовым постулатам неизменно подчеркивал превосходство и бόльшую эффективность видимых рук правительства. Процитирую в подтверждение:

«Капризное тщеславие королей и министров не было в течение настоящего и минувшего столетий более роковым для спокойствия Европы, чем высокомерное соревнование купцов и промышленников». И потому «низменной жадности купцов и промышленников, которые ведь и не являются и не должны являться владыками человечества», следует «воспрепятствовать нарушать чье-либо спокойствие, кроме их собственного».256

«Самый жесткий из всех законов, издававшихся для ограждения доходов казны, мягок и снисходителен в сравнении с некоторыми из тех, которые были исторгнуты воплями наших купцов и мануфактуристов от законодательства для ограждения их собственных нелепых и стеснительных монополий. Как и законы Дракона, они, можно сказать, написаны все кровью».257 «Хваленая свобода личности, которою мы как будто так дорожим, явно приносится в жертву мелочным интересам наших купцов и владельцев мануфактур».258

Если «во главе управления стоит совет купцов, не обладающий тем авторитетом, который, естественно, внушает народу страх и без всякого применения силы вызывает его добровольное подчинение», то «такой совет в состоянии добиваться повиновения только с помощью военной силы, которой он располагает, и его управление поэтому по необходимости носит военный и деспотический характер».259

«Правительство (Великобритании) находится под влиянием торгашей. Такие, и только такие, государственные деятели способны воображать, что найдут какую-либо выгоду в расточении крови и денег своих сограждан для создания и сохранения обширных владений».260

«Пошлины для содержания шоссейных дорог не могут быть безопасно переданы в собственность частного лица. Собственники пошлин на шоссе могут совершенно не исправлять дороги и, тем не менее, продолжать собирать почти такое же количество пошлин. Поэтому самым удобным было бы передать сбор пошлин для содержания шоссе заведованию комиссаров или чиновников». А то, что службисты тоже злоупотребляют, так это, заверению Смита, из-за того, что «способ поддержания в порядке шоссе посредством взимания пошлин не очень старинный, поэтому неудивительно, что он еще не доведен до возможной степени совершенства». Со временем, мол, назначат дельных и добросовестных людей, наладят контроль, скорректируют тарифы — и злоупотребления «большей частью» прекратятся.261 В крайнем случае – можно привлечь военных, что обойдется дешевле.262

«Если бы народы всегда поступали последовательно, то специальные пошлины, взимаемые для покровительства торговле, всегда оставались бы в ведении исполнительной власти. Но в большей части торговых государств Европы отдельные компании купцов ухитрялись убедить законодательную власть доверить им выполнение этой части обязанностей государя вместе со всей той властью, которая с этим неизбежно связана. Эти компании, хотя и могли быть полезными, в конце концов везде доказали свою обременительность или бесполезность, везде расстроили или стеснили торговлю».263 «Они всегда ради ограничения соперничества возможно малым количеством лиц старались подчинять торговлю многим обременительным постановлениям. Когда же закон лишил их возможности делать это, они стали совсем бесполезными и бессильными».264

«Монополия, захваченная нашими владельцами мануфактур, стала внушительной силой в глазах правительства и во многих случаях запугивает законодателей. Член парламента, поддерживающий любое предложение в целях усиления этой монополии, может быть уверен, что приобретает не только репутацию знатока, но и большую популярность и влияние. Напротив, если он высказывается против таких мер, то ни его общепризнанная честность, ни самое высокое общественное положение, ни величайшие общественные заслуги не смогут оградить его от самых гнусных обвинений и клеветы, от личных оскорблений, а иногда даже от опасностей, грозящих со стороны взбешенных и разочарованных монополистов».265

«Управление монопольной компании купцов является, пожалуй, самым худшим из всех правительств для любой страны».266 «Обман и злоупотребления не отделимы от управления делами столь большой компании».267 «Торговая компания не способна смотреть на себя как на государя даже после того, как становится им. Она по-прежнему считает своим главным делом покупку с целью последующей перепродажи, и по странному непониманию рассматривает роль государя как некое дополнение к своей роли купца, как нечто такое, что должно быть подчинено последней. Торгашеские привычки побуждают ее почти неизбежно — хотя, может быть, и бессознательно — предпочитать во всех обычных случаях небольшую и временную прибыль монополиста большому и устойчивому доходу государя и постепенно ведут ее к почти такому же обращению со странами, подчиненными ее управлению, каково обращение голландцев с Молуккскими островами».268

«Различие между духом британской конституции, под покровительством и управлением которой находится Северная Америка, и меркантильным духом торговой компании, которая господствует в Ост-Индии и угнетает ее, не может быть, пожалуй, иллюстрировано лучше, чем различием положения этих стран».269 «Если бы поселения, приобретенные различными европейскими нациями в Ост-Индии, были отняты у компаний и поставлены под непосредственное покровительство государя, жизнь в них стала бы удобной и безопасной».270

«Огромный рост капиталов компании послужил, по-видимому, для ее служащих только поводом для еще большей расточительности и прикрытия огромных хищений, чем это соответствовало возрастанию ее средств».271 «По всей вероятности, потери, вызываемые небрежностью, растратами и хищениями служащих компании, были гораздо более тяжелым налогом, чем все пошлины».272

«Не было и по самой природе вещей не могло быть государей, до такой степени равнодушных к счастью или несчастью своих подданных, процветанию или запустению своих владений, славе или бесчестию своего правительства, какими должны быть вследствие непреодолимых моральных причин большинство акционеров».273 «Как несправедливо, как легкомысленно, как жестоко пользовались акционерные компании в отдаленных и варварских странах правом объявления войны и заключения мира, слишком хорошо известно после недавнего опыта».274

«Акционерные компании могут вести успешно, по-видимому, только те предприятия, в которых все операции могут быть сведены к так называемой рутине или к такому единообразию методов, какое допускает немного или совсем не допускает изменений».275

Таким образом, даже у Смита «Невидимая рука» - кукловод отвратительный и бездарный. Алчное же своенравие коммерсантов слишком асоциально…

§ 57. Руки прочь от Невидимки!

Как же соотнести либеральное очернение властей с верноподданническим заискиванием, смирение под Божьей десницей с претенциозным желанием улучшить общественное устройство? Смит прямого ответа на этот вопрос не дал (даже не попытался!), но, несомненно, выступил за плодотворное сотрудничество обеих «рук»: Видимой и Невидимой.

Хоть последняя объявлялась единственной фавориткой, первая однозначно являлась ведущею в этой паре: от силы ее хватки зависела степень свободы действия компаньонки, от ее мастерства — защищенность свободного саморазвития. Сама же «Видимая рука» на протяжении полутора тысяч страниц «Теории нравственных чувств» и «Богатства народов» ни разу не попадала в подчинение Невидимке, используя по собственному усмотрению «вздорный характер и стереотипы поведения» стихий.

Потому-то Адам Адамович был вынужден уговаривать сильнейшую дать больше воли слабейшей. Правда, подобно пророкам, запугивающим царей Божественным Всемогуществом, Смит увещевал правительства примерно так: «Ничего у вас не получится – естественность восторжествует!» Но тут же опять и опять твердил, как алкаш у Высоцкого: «Так отпустите – вам же легче будет! Чего возиться — раз жизнь осудит?!»276

В отместку за унижения Смиту хотелось верить, что власть – это дочь самотека, то есть «гражданское управление, которое необходимо для сохранения общества, вводится естественно, независимо от соображений о необходимости этого», а «соображения являются (лишь) впоследствии и (только) тогда содействуют и поддерживают укрепление власти и подчинения».277 (Вот бы ему попробовать дождаться такого чуда – пусть в маленьком коллективе!)

Даже признав какое-то мероприятие важным и посильным для государства, Адам тут же демонстративно отвергал преднамеренное вмешательство.

К примеру, ему открылось, что «степень разделения труда» прямо пропорциональна «размерам рынка» и соответственно развитости коммуникаций,278 что «хорошие дороги, каналы и судоходные реки» - «величайшее из всех улучшений».279 Но от умышленного сплочения крупных сообществ и целенаправленного развития коммуникаций Адам старательно уклонялся. Максимум, на что он соглашался, — это оставить властям строительство важнейших путей сообщения и частичное финансирование соответствующих расходов за счет налогов. А «большую часть общественных работ», по утверждению шотландца, «легко вести так, чтобы получать специальный доход, достаточный для самостоятельного покрытия расходов на них, не отягощая общего дохода общества».280

Горько сетуя на «затруднения, которые естественный ход вещей ставит немедленному или быстрому введению лучшей системы» сельского хозяйства, Смит вместо решительного администрирования предложил пассивное ожидание. Поскольку-де «естественные препятствия для введения лучшей системы могут быть устранены лишь в результате продолжительного труда и бережливости, и должно пройти не менее полустолетия или, может быть, даже целое столетие, прежде чем возможно будет во всех частях страны совершенно оставить старую систему, которая постепенно отмирает».281 И остается лишь недоумевать: для чего ж он учил читателей, как это сделать просто и быстро, совмещая улучшение земли с размножением скота, сочетая повышение качества кормов с селекцией животных?!

Есть и другие примеры капризного предпочтения пресловутого «Дайте действовать!» («laissez-faire») ради того, чтоб свобода выбора хоть как-то торжествовала над беспощадной логикой, чтоб естественное течение хоть иногда позволяло, отбросив рули и весла, полюбоваться пейзажем…

§ 58. Методика освобождения

Смит как большой оптимист видел внутри индивида безотказное противоядие от укусов «Государства-Левиафана»:282 «В политическом организме естественные усилия, постоянно делаемые каждым отдельным человеком для улучшения своего положения, представляют собою начало самосохранения, способное во многих отношениях предупреждать и исправлять дурные последствия пристрастной и притеснительной политической экономии. Хотя такая политическая экономия, без сомнения, более или менее замедляет естественный прогресс нации в сторону богатства и процветания, она не всегда может совсем остановить его и еще меньше — заменить его попятным движением. Если бы нация не могла преуспевать, не пользуясь полной свободой и совершенным правосудием, на всем свете не нашлось бы нации, которая когда-либо могла бы процветать. Но мудрая Природа, к счастью, позаботилась о том, чтобы заложить в политическом организме достаточно средств для исправления многих вредных последствий безумия и несправедливости человека, совсем так, как она сделала это с физическим организмом человека для исправления последствий его неосторожности и невыдержанности».283

Это, конечно же, не означало полного примирения с государственным притеснением. Адам однозначно стремился к минимизации госвмешательства. Но в то же время предостерегал от утопий и резких движений.

«Ожидать когда-нибудь полной свободы так же нелепо, как ожидать осуществления «Океании» или «Утопии».284 Этому непреодолимо препятствуют не только предубеждения общества, но и частные интересы многих отдельных лиц, которые еще труднее одолеть».285

«Чувство человечности может требовать, чтобы свобода была восстановлена лишь постепенно и с большой осторожностью и предусмотрительностью», «чтобы перемены производились отнюдь не внезапно, а медленно, постепенно и после предупреждения за продолжительный срок».286 Только постепенно возникающие и разрешаемые «затруднения будут ощущаться не столь остро».287

Иначе социально-экономическое «расстройство может, без сомнения, оказаться очень значительным» (пусть и «гораздо меньшим, чем это обычно полагают»).288 Причем пострадают не только трудящиеся, лишившиеся «обычных занятий и привычных условий существования»,289 но и хозяева производства, утратившие, как минимум, долгосрочные капиталовложения, сделавшиеся ненужными в результате преобразований.

Как и следовало ожидать, вся вина за мучительность рекомендуемой либерализации возлагалась на государственников-меркантилистов: «Несчастные последствия всех регулирующих мер меркантилистической системы! Они вызывают очень опасные расстройства политического организма», которые «часто бывает трудно устранить, не вызывая, по крайней мере временно, еще больших расстройств».290

§ 59. В утешение невинным жертвам

Признавая единственно правильным полное саморазвитие без сознательного вмешательства, Смит не смог до конца утешиться надеждой на Абсолютную Благость Вселенского Поводыря. В реальности слишком часто встречались невинные жертвы.

Наш добряк их старался ободрить. Но получалось вот так:

«Робкая философия, которая ограничивает свои воззрения только настоящей жизнью, доставляет слабое утешение людям, подвергающимся несправедливости. Религия в таком случае предоставляет самую прочную опору. Она одна учит надеяться» на праведное воздаянье по «суду Творца мира».291

«Общественное спокойствие и порядок имеют большее значение, чем облегчение участи несчастных». «Природа так мудро устроила, что общественное спокойствие и порядок лучше обеспечиваются тем, что различие сословий основано на не подлежащем сомнению различии происхождения и богатства, а не на более тонком и менее осязаемом различии, представляемом достоинством и добродетелями. Первое прямо бросается в глаза многих, и только изысканное нравственное чувство может распознать второе».292

«Подавляющее большинство выгадывает благодаря хорошему рынку, даже от того, что он побивает более бедных. Эта конкуренция выгодна главной массе народа, которая много выигрывает благодаря хорошему сбыту», ибо каждому «может достаться некоторая доля там, где в движении находятся большие богатства».293

«Некоторые торговцы могут, пожалуй, соблазнить податливого покупателя купить то, что ему не нужно. Но это отрицательное явление имеет слишком мало значения, чтобы заслуживать общественного внимания, да его и нельзя устранить».294

«Неудачные опыты приносят лишь небольшие потери, тогда как успешные — содействуют улучшению и лучшему развитию всей страны».295

«Банкротство, пожалуй, представляет собою величайшее и самое унизительное бедствие, какое может постичь невинного человека. Поэтому большая часть людей проявляет достаточную осторожность в целях избежания его. Конечно, не всем это удается, но и не всем удается избежать виселицы».296

«Богатые, в сущности, потребляют не более, чем бедные», а «всего лишь наиболее драгоценное или редкое». Меж тем, «относительно физического здоровья и душевного счастья все слои общества находятся на одном уровне, и греющийся на солнышке у дороги нищий обычно обладает таким чувством безопасности, к которому короли лишь стремятся».297

«Восстановите естественную свободу заниматься по своему усмотрению любой профессией для всех подданных Его Величества, чтобы бедный работник, лишившийся работы в одном месте, мог искать ее в другом, и тогда ни общество в целом, ни отдельные лица не будут страдать от увольнения рабочих больше, чем от увольнения солдат». Только надо иметь в виду, что «заслуги мануфактурных рабочих перед своей родиной не могут быть больше заслуг тех, кто защищает ее своей кровью, и не дают права на более бережное обращение».298

«Оглянитесь кругом: на одного страдающего и несчастного вы найдете тридцать в полном здравии и счастье или, по меньшей мере, в сносном положении. На каком основании следует нам скорее плакать с одним, чем радоваться с тридцатью?»299 К тому же «наше положение», хоть и «не великолепно и может быть улучшено, но оно не хуже или даже лучше, чем положение большинства наших соседей».300

А на худой конец, «Природа предложила нам в качестве утешения утонченные размышления».301

Нет уж, Адам Адамович, подобные утешения напоминают издёвку!