качай извилины здесь!

автор:

Из немецкой классической философии:
Кант, Гегель, Фейербах

(краткий обзор творчества и фрагментов произведений)

Глава 1.
Трансцендентально-критическая философия Канта

Иммануил Кант (1724 — 1804) – один из общепризнанных «величайших философов всех времен», родоначальник «немецкой классической философии», основатель философского критицизма — теории, выявляющей предельные возможности человеческого разума и научающей мыслить-познавать в этих пределах и за пределами (то есть трансцендентально).

В докритический период (до 1769 г.) Кант верил в объективность человеческого познания и в качестве профессионального математика создавал математическую модель самопроизвольного происхождения Солнечной системы из гигантской газовой туманности. Кроме того, выдвинул оригинальные теории:

— единственно возможного основания для доказательства бытия Божьего (возврат к т.н. «отологическому доказательству»: мол, без «первоосновы всяческого бытия, т. е. Бога» не было б ничего);

— классификации животных и человеческих рас по порядку происхождения;

— пламени (горения);

— вращения Земли;

— геологического старения планеты;

— землетрясений.

Под влиянием Д. Юма (юмовского анализа «причинности») убедился в ограниченности познавательных способностей человека. Результаты собственных размышлений на эту тему изложил в серии взаимосвязанных произведений, в том числе самые важные:

— «Критика чистого разума» (1781);

— «Критика практического разума» (1788);

— «Критика способности суждения» (1790).

Главные выводы «критики» таковы:

1) «Два ствола человеческого познания»: чувственный опыт и умозрение имеют разные объекты изучения (единичные вещи и суждения всеобщего характера соответственно), причем «пространство и время» - формы умозрения, независимые от эмпирических вещей.

2) Опыт не может объять все явления и стать основанием для высказываний всеобщего характера (верных для всех фактов соответствующего рода). А между тем, всеохватывающие обобщения имеются и успешно применяются. Кант полагал, что подобные обобщения даны нам вне опыта (априорно), а «синтетические» связи между ними создаются разумом по собственным схемам («идеям чистого разума») для упорядочения хаоса ощущений; порождаемого чем-то абсолютно неизвестным, сущим вне нас.

Уточнение: По Канту, разум наводит порядок (раскладывает хаос по схемам) где-то за пределами сознания, поэтому нам и кажется, что наши восприятия от нас не зависят.

3) Внешний мир – неисчерпаемое множество «ноуменов» («вещей в себе») — недоступен познанию, заполненному только явлениями вещей – «феноменами». Но что-то объективное, наверняка, существует – по крайней мере, без такого предположения объяснить познание невозможно. Отсюда не правы идеалисты (солипсисты), думающие, что есть только их ощущения, и заблуждаются реалисты (материалисты), уверенные, что познают нечто помимо ощущений.

Кант категорически запрещает переносить на «вещь в себе» все то, что находит разум в явлениях. Ибо нет никаких способов проверить насколько умозрительное соответствует реальному. Однако, действовать исходя из умозрительного можно. Пусть оно даже ничему и не соответствует — лишь бы, руководствуясь умозрениями, мы достигали желанного, а, в конечном итоге, — должного, уготованному нам Пастырем Небесным.

4) Всеобщие формы сознания (включая пространство-время, причинность, все категории и т. д.) и всякая согласованность внешнего с внутренним – априорна. Все это может проникнуть в наш разум только трансцендентальным («перешагивающий пределы», сверхчувственным) образом. Проверить истинность «трансцендентального» мы не можем, можем лишь верить, что Всеблагой Бог все это устроил для нашего блага.

5) Разум не в силах мыслить «бесконечное» не запутываясь во взаимоисключающих высказываниях («антиномиях»), кажущихся ему одинаково истинными. Типа: «мир конечен в пространстве и времени» – «мир беспределен и вечен»; «существует лишь целое» - «существуют лишь бесконечно делимые части» и т. п.

6) Нас ведет по жизни «абсолютно априорное моральное чувство», внушаемое нам, как всем порядочным людям хотелось бы надеяться, самим Богом. И Его основной нравственный закон — «категорический императив»: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла быть принципом всеобщего законодательства» (впрочем, поэтичнее по-христиански: «Не делай ближнему того, чего себе не хочешь»). Этот императив проявляется в чистом виде только тогда, когда мы действуем по велению долга вопреки собственным желаниям. Впрочем, люди не автоматы, и для них «императив» лишь требование, а не абсолютная неизбежность. Зато «достижение единства общеобязательной добродетели и личного счастья — высшее благо».

Кантианство (неокантианство) до сих пор мощное течение философской мысли. Сегодня при изучении работ Канта акцентируют внимание на его:

— агностицизме — непознаваемости «вещи в себе» (а также Бога и всего бесконечного);

— гуманизме, проявленном в обостренном интересе Канта к поискам ответов на общечеловеческие вопросы («что я могу знать?», «что я должен делать?», «на что я могу надеяться?», «что такое человек?»), а также в проповеди индивидуального духовного самосовершенствования и мирного добрососедства между отдельными людьми и целыми народами;

— последовательном либерализме (свободолюбии), отводящем свободе выбора роль основы индивидуальной нравственности и человеческого общежития в целом.

К сведению: Таблица (квадрат) категорий Канта это:

1) категории количества (единство, множественность и целокупность);

2) категории качества (реальность, отрицание, ограничение);

3) категории отношения (субстанция-акциденция, причина-действие, взаимодействие);

4) категории модальности (возможность-невозможность, существование-несуществование, необходимость-случайность).

Обзор фрагментов произведений И. Канта
«Критика чистого разума»

Введение

1. Для начала Кант выясняет, чем априорно познанное отличается от эмпирического. По его мнению, априорно то, что содержит в себе необходимость и всеобщность: то есть 1) по-другому и быть не может 2) все верно для всех вещей такого рода.

И тут же среди наших знаний обнаруживает «априорные»:

— все положения математики;

— обыденное представление о том, что всякое изменение имеет причину;

— понятия «пространство» и «субстанция», отстающие после отбрасывания всех эмпирических качеств.

Сверх того, доказывает неизбежность априорных суждений: ничего, мол, нельзя познать достоверно, если все критерии достоверности надо достоверно почерпнуть из опыта.

2. Априорное познание – считается более возвышенной целью, чем любая эмпирика. Однако им занимаются, не разобравшись, откуда оно и насколько надежно. Так давайте же разберемся, что это и насколько оно нам посильно. А то ведь нагромождают выдумки, полагая, что чистый разум безудержен, раз ему не мешает опыт.

3. Наше познание составлено из двух родов суждений:

1) аналитических — разъясняющих (где субъект явно содержит то, что высказывается о нем в предикате) (пример: «тела — протяженны»);

2) синтетических – расширяющих (где предикат сообщает о субъекте нечто новое) (пример: «тела – тяжелы»).

Все эмпирические суждения, по мнению Канта, – синтетичны. Априорные – двояки. Причем «априорные аналитические» не дают ничего нового, а «априорные синтетические» (пример: «все происходящее имеет причину») непонятно откуда берутся. А ведь интересно же, как и откуда — там ведь единственный источник новых априорных знаний. Причем знаний весьма важных, так как, по мнению Канта, «синтетическими априорными суждениями» являются:

— все математические суждения;

— все принципы естествознания;

— все, к чему стремится метафизика.

Вывод: «истинная задача чистого разума – ответить: «Как возможны априорные синтетические суждения?»

А раз это не выяснено раньше (предшественниками) – Кант и занялся этим, желая попутно разобраться еще и в том, как возможны науки, оперирующие подобными суждениями, особенно метафизика, столь желанная людям, но пока погрязшая в разногласиях многочисленных систем.

5. По Канту, критика разума приводит к науке, а некритичный догматизм, сталкиваясь с противоположными догматами, доводит до скептицизма. Вывод: будем предельно критичными и изучим сам разум, а не знания, его заполняющие. Цель — построение «системы чистого разума».

Этот разум определяется Кантом как «способность, дающую нам принципы априорного знания».

6. Начальная стадия новой критической науки — не расширение познаний, а очищение разума от заблуждений ради последующего построения трансцендентальной философии — системы понятий, охватывающей все виды (способы) нашего априорного познания.

Следующая стадия – составление основанного на принципах, полного и надежного «архитектонического плана» научной философии.

И завершающая стадия — заполнение системы анализом всех априорных познаний – создание полной системы трансцендентальной философии.

Что получится: расширение ли, ограничение ли знаний – будет видно, но в любом случае нечто не очень объемное, поскольку изучаем лишь часть наших внутренних, весьма ограниченных способностей, а не внешнее — неисчерпаемое.

7. В ходе «критики» Кант не намерен отвлекаться на:

— теории предшественников;

— целостную систему трансцендентальной философии;

Разъяснение: Сначала, мол, каркас истинной метафизики, потом его заполнение и сравнение с другими.

— все, что имеет эмпирические, чувственные и практические примеси.

А посему в «Критике чистого разума» будут излагаться только:

1) учение о началах чистого разума;

2) учение о методе чистого разума.

Архитектоника чистого разума

(третья из четырех глав заключительного Учения о методе «Критики чистого разума»)

1. Под архитектоникой Кант подразумевает искусство построения системы и говорит, что для этого нужны:

— не отрывки, а объединение многообразных знаний одной идеей;

— общая схема, основанная на идее, дающая очертание целого и его деление на части.

2. После нагромождения вспомогательных рассуждений о делении чистого разума и априорных науки на всевозможные разновидности, Кант определяет:

— в качестве главной связующей идеи – «высшее предназначение человека, заключенное в стремлении к высокой нравственности»;

— в качестве схемы построения новейшей, критической метафизики – деление ее на четыре главные части:

1) онтологию (об общих принципах разума);

2) рациональную физиологию (о чувственном содержании разума = основы физики (природоведение) + основы физиологии (человековедение));

3) рациональную космологию (о мироустройстве в целом);

4) рациональную теологию (о Боге).

Кроме того, допускает различные виды прикладной философии, применяемой в конкретных научных отраслях.

3. Кант полагает, что нельзя научиться метафизике (исчерпывающему законодательству разума), а из абстрактных (чисто разумных) наук можно научиться только:

— математике, знающей свои принципы и умеющей ими оперировать;

— истории философии, содержащей изложение ранее созданных доктрин;

— искусству философствования (творческому обретению чистых априорных знаний своим умом).

4. Кант призывает тщательно очищать метафизику от всего чужеродного, особенно от эмпирического. Дескать, только чистое априорное знание должно стать достояние философии, иначе туда все протащат, ибо все взаимосвязано.

5. В конце главы Кант исполняет несколько дифирамбов в адрес метафизики, основанной на критике разума. Называет ее «завершением всей культуры человеческого разума», «цензурой, обеспечивающей общий порядок и согласие», ориентиром, который «не позволяет отвлекаться от достижения всеобщего блаженства».


 

Глава 2.
Диалектика как универсальная теория развития и метод познания мира в объективном идеализме Гегеля

Георг Вильгельм Фридрих Гегеля (1770—1831) – одно из ярчайших явлений в истории философии. Все специалисты, так или иначе, признают его огромное значение. Но для одних он – «создатель величайшей системы» (или как минимум, «диалектического метода»). А для других – «шарлатан и путаник, проповедовавший под прикрытием псевдонаучной абракадабры махровый тоталитаризм — безжалостное попрание индивидуальных прав и свобод».

Философская система Гегеля построена с претензией быть исчерпывающим алгоритмом саморазвития мышления (Духа как такового) от простейших и абстрактнейших категорий (бытия-небытия-становления) до всезнающего и все в себе содержащего Абсолютного Бога.

Поскольку столь абсолютный Дух рассматривается Гегелем как «Все-Все-Все», Единственное и Единое, Вездесущее и Бесконечное, то:

1) Гегелевская система классифицируется как «идеализм» - теория, признающая первичность (главенство) идей. Хотя и трудно говорить о первичном-главенствующем при полном отсутствии (полной невозможности, недопустимости) чего-то вторичного-подчиненного. Более того, у Гегеля и идея, и ее инобытие (природа), и их высший духовный синтез (Дух) – всего лишь разные моменты (ступени) развития Абсолютного Бога, связанные между собой множеством разных (прямых, обратных и окольных) переходов.

2) Идеализм Гегеля считается «объективным» (иногда «абсолютным»), поскольку в Гегелевской «Логике» «идеи» существуют не столько в субъекте (человеческом сознании), сколько независимо от него, в том числе в «объекте» (природе, объективном мире). Хоть Гегель и называет без обиняков то, в чем «имеет место быть» его «Идеи» – «Абсолютным субъектом – Духом, Богом».

Сверх того, Гегеля числят диалектиком, а его метод величают «диалектическим» – лишь на том основании, что у этого философа «диалектична» вторая ступень каждой «триады» (умозрительной схемы осмысления «всего и вся»). То есть для каждой мысли (тезиса) Гегель находит «возражение» (антитезис) и подробно рассматривает «дискуссию» (борение) между «тезисом» и «антитезисом», доискиваясь более глубокого понимания, отводящего каждой «противоположности» свою сферу применения, свой этап формирования мысли, свою долю итогового вывода («синтеза»).

И не странно ли считать «диалектиком»: того, кто:

— открыто потешался над философами, застрявшими на диалектической (конфликтной) стадии понимания (двоемыслии, раздвоении личности);

— свой метод называл «спекулятивным» (преумножающим), поскольку из любого обмена мнениями («тезиса» на «антитезис», и наоборот, и круг за кругом…) всегда извлекал прибыль — новую мысль, «синтез», соединяющий крайности?!

Иными словами, «диалектика» и «объективный идеализм» Гегеля — это всего лишь куски гегелевской системы, произвольно вырванные из контекста и отражающие целое неадекватно. Однако такое «выхватывание» частей – единственно возможный метод для тех, кто не признает Гегелевскую систему органичным единством, а потому добывает из нее нечто для собственных надобностей, подобно шахтеру, отбрасывающему, как пустую породу, все, что ему не нужно.

Для наглядности приведем общую схему Гегелевской системы (до 3 уровни градации включительно):

I. Логика (развитие Духа в себе)

1) Бытие (качество – количество – мера)

2) Сущность (существование – явление – действительность)

3) Понятие (субъект – объект – идея)

II. Природа (развитие Духа для себя)

1) Механика (пространство-время – материя-движение – абсолютная механика)

2) Физика (индивидуальность – особенность — тотальность)

3) Органика (геология – растительный мир – животный мир)

III. Дух (развитие Духа в себе и для себя)

1) Субъективный дух (антропология – феноменология — психология)

2) Объективный дух (право – мораль/нравственность – государство)

3) Абсолютный Дух (искусство – религия – философия)

Основные произведения Гегеля:

— Феноменология духа» (1807);

— «Наука логики» (т.н. «Большая логика») (1812, 1813, 1815);

— «Энциклопедия философских наук» (она же «Система философии») (1817)

— «Лекции по истории философии» (1817−1830).

Обзор фрагментов произведений Г. В.Ф. Гегеля
«Феноменология духа»

Введение

1. Гегель, идя на поводу устоявшего стереотипа, будто познанию должна предшествовать договоренность об «орудии познавания», показывает, как выбор такого орудия превращается в сумбурное метание от невнятных представлений об искомом до непреодолимого размежевания ищущего и искомого. Ясность окончательно утрачивается в неспособности различить, что «орудие познавания», что «процесс познания», а что «познанное» (результат познания).

По мнению Гегеля, подобное погружение в непроглядный туман как раз и рождает недоверие к любой науке, к любому познанию. Однако Гегель рекомендует обратить недоверие против самого недоверия и наконец-то заметить, что во всех своих метаниях наше познание имеет дело исключительно с самим собой, пытается само себя осознать и свести воедино свои разрозненные моменты (мысли).

Вот, мол, и нужно неосознанные метания превратить в упорный, целенаправленный поиск, сделав сами эти метания первоначальным предметом пристального изучения. А не тщедушно отказываться от познания, под предлогом его невозможности согласно Канту.

2. Гегель рекомендует не превращать присущий исканиям истины скептицизм в заносчивое самоутверждение через «сокрушение всего и вся». Даже в чистом «ничто» нужно видеть не «абсолютную пустоту», а весь долгий и трудный умозрительный процесс, сформировавший (сконструировавший) это «ничто» как понятие.

Иначе сознание, действительно, погрязнет в пустоте и тщеславной гордыне ленивого привереды, не нашедшего ничего познаваемого в первоначальных обломках мысли и потому отринувшего науку о мышлении раз и навсегда.

3. Гегель учит, что познание, действительно, отыскивающее истину, движется поступательно и безостановочно, хоть и не получает никакого удовлетворения на ранних стадиях своего становления.

4. Касаясь метода познавания, Гегель рассматривает и традиционное представление о «критерии для проверки правильности познания». И вновь демонстрирует, что наше сознание сверяет не что-то внешнее с чем-то внутренним при помощи некоего, невесть где взятого критерия (шаблона), а только свои собственные формы (моменты) между собой.

В результате истина не примитивно проверяется, а сложно (в многочисленных схватках противоборствующих мыслей) формируется. Причем формируется тем полней и качественней, чем плотней состыковываются и тщательней согласовываются изначально разрозненные (отрицающие друг друга) представления о «предмете», «понятии» и «критерии».

Такое диалектическое движение (брожение) в сознании, по мнению Гегеля, и называется «истинным опытом». А последовательный ряд различного рода опытов составляет научный процесс.

5. По Гегелю, только сознание, не способное отдать себе отчет в происходящем, будет считать, что опыт и наука являются откуда-то извне.

И наоборот, сознание, стремящееся и способное охватить все с ним происходящее, постепенно овладеет «всем царством истины» – достигнет того момента, когда освоены (осознанны) как целое все элементы познания.

Именно таким охватом и занимается Гегель в последующем (в своей «Феноменологии»).

«Энциклопедия философских наук»

Предисловие к 1-ому изданию

Гегель называет свою книгу пособием, дающим общее представление о философии, метод которой тождественен ее содержанию (то есть весь путь мысли – это и содержание, и набор методических приемов одновременно), а дух празднует примирение с самим собой.

Предисловие ко 2-ому изданию

Гегель выражает уверенность, что любое философствование – это познание, выраженное в абсолютных (бесконечных) категориях. А потом рассматривает попытки изгнания философии в качестве излишнего умствования о неощутимом и непознаваемом. При этом выясняется, что избегающие философствования все равно используют философские категории, но не продуманно, как попало.

По мнению Гегеля, бездумность ждет от философии «дефиниций» и «критериев правильности» в самом начале изложения, не подозревая, что «мышление о мышлении» раскрывает свой смысл и свое содержание, только охватив себя целиком, да еще во всей полноте развития. Причем целое для Гегеля – это единство всех конкретностей, а не «выбор между крайностями», а не «пустое (лишенное различий) тождество», а не «декларирование слияния противоположностей».

Кстати, и историю философии – добавляет Гегель — поверхностное мышление превращает в разрозненный набор догматов, а ведь там – живая история отыскания и развития мыслей.

Попутно Гегель напоминает и то, что философия требует развитого мышления, посильного для немногих.

Для полноценного же развития мышления, по Гегелю, необходимо:

— осваивать изначально чуждые мысли, превращая их в неотъемлемые части собственного мышления;

— черпать из истории познания не пищу для памяти и остроумия, а истину и пути (процессы) ее познания;

— брать на себя труд развития усвоенных понятий, подчиняя этому делу свои чувства и мысли.

Конечно, подобное самозабвение раздражает самонадеянный ум, ибо он склонен либо взять истину в готовом виде либо отвергнуть философию, не приносящую таких истин в своих многочисленных, не соответствующих друг другу системах.

Между тем, по Гегелю, подлинное мышление стремится выработать в себе форму, наиболее достойно объединяющую «все и вся», связующую мысли с их содержанием. То есть ту системную форму, которую придали «Идее» Платон и Аристотель.

Дальнейшее развитие этой формы через самосовершенствование мышления — очень трудная задача философии.

Предисловие к 3-ему изданию

«Хулящий философию обретет уважение толпы» — этой цитатой из Цицерона Гегель резюмирует свое отношение к нападкам на собственную систему. К тому же, критиканы «высказывают личное мнение, не поднимаясь до сути дела».

Далее анализирует противостояние слепой веры (нежелающей познать исповедуемый абсолют) и поверхностного просвещения (отрицающего абсолютное). Это для Гегеля пример бессодержательных абстрагирований, не способных увидеть друг в друге моменты одного и того же духовного развития.

Заканчивается данное предисловие красивыми панегириками философии, в том числе: «Философия должна выдержать напор всякого рода заподазриваний и отсоветований. Она существует лишь как некая внутренняя необходимость, которая сильнее субъекта, которая не дает ему покоя и неустанно побуждает его дух двигаться дальше, дабы он превозмог и добыл достойное разума. Источником (этой науки) является лишь интерес к предмету и истине».

Речь перед лекциями в Берлине 22.10.1818.

Гегель расценивает приглашение в столицу как свидетельство обращения германского духа от внешних великих дел к собственным глубинам.

Сыплет афоризмами: «Глубокая серьезность – подлинная почва философии», «Разум ищет не своего, а истинного»! «Мы должны заботиться о том, чтобы не угасло и не погибло самое высокое, чем может обладать человек – самосознание своей сущности».

Далее критика «кантианства», типа: «То, что испокон считалось наиболее недостойным и презренным – отказ от познания истины – возведено в высший триумф духа. Ничто не могло быть желаннее для поверхностных умов и характеров».

Между тем, философия должна упорно строить царство истины. И вера в могущество разума – первое условие философствования. Надо уважать себя, считать достойным наивысочайшего.

Введение

1. Для Гегеля предмет и метод философии (то есть истина и весь путь ее постижения) не определены и не могут быть определены заранее. Хотя абсолютное (Бог как истина) дан в религии. Да и другие какие-то представления об истине имеются. От них и нужно двигаться (возвышаться) к пониманию (понятию).

Кажется, что мышлению предпосылаются предметы, данные в чувствах, однако, по Гегелю, все чувственные представления уже обработаны мышлением. И сосредотачиваясь на «мыслях о мыслях» (рефлексии) философия обретает свой предмет, а заодно и метод (самопознание духа).

Здесь и далее Гегель сравнивает мышление с пищеварением, которое перерабатывает-ассимилирует свое содержание и существует независимо от науки о нем (физиологии). Мышление тоже все ассимилирует и может существовать без философии. Однако лучше с ней, ибо философия помогает мышлению быть здоровым (истинным).

Содержание, данное в чувствах, образах, желаниях и мыслях, философия выражает максимально всеобщими категориями, понятиями и идеями, очищая воспринимаемое от сиюминутного и выделяя «непреходящее» в чистом виде.

2. По Гегелю, проверка согласованности мыслей со всеобщим, сущим в действительности, есть пробный камень истинности. А высшая цель науки – так согласовать сознания с осознаваемым, чтобы случайное было отсеяно как неразумное и недействительное.

Против такого подхода предрассудок, что идеи-идеалы – только химеры, а вся философия – набор пустых вымыслов, слишком высоких или слишком слабых, чтобы существовать на самом деле.

3. Гегель констатирует, что мышление нового времени не остановилось на отвлеченных абстракциях древних греков, а набросилось на казавшийся непознаваемым мир явлений. Философией же стали называть познание всеобщего в хаосе эмпирических единичностей природы и души.

Однако есть понятия (свобода, дух, Бог), которые не даны в чувствах и не являются результатом обобщений. Они сразу выступают, как «бесконечное». А после более внимательного рассмотрения оказывается, что таковы и остальные категории, с помощью которых мышление обрабатывает все представления, а философия — содержание прочих наук, доводя его до высшего единства.

4. Что философия способна познавать абсолютное, по мнению Гегеля, подтверждается и раскрывается только философией в целом, а не предварительными голословными объяснениями-заверениями.

Кант же пытался изучить мышление в качестве инструмента прежде, чем им пользоваться, не заметив, что, размышляя о мышлении, он уже пользовался этим инструментом. К тому же, признал недоступным мышлению именно то, что уже вертел в собственных мыслях.

Так почему бы – призывает Гегель – не совершенствовать инструмент в процессе его использования – то есть углублять самопознание в ходе самопознавания, развивать первоначальные гипотезы до понятий и идей. А, осознав недостаточность какого-то познания, разумнее не прекращать, а продолжать изучение соответствующих мыслей.

Мышление, противопоставляя себя себе же, постоянно критикуя себя, конечно же, запутывается в антиномиях, но это его собственные продукты, и оно, как уверен Гегель, должно с ними справляться. Надо лишь быть готовым к подобной диалектике и каждый раз трудиться-разрешать противоречия, а не отказываться от науки или объявлять одну из крайностей окончательной истиной.

5. Чтобы от абстрактной идеи всеобщности (всеединства) перейти к идее содержательной, вбирающей в себя все богатство мирского многообразия, надо – учит Гегель – развивать мышление до соответствующего уровня, чтоб оно само по себе стало достаточно емким, внутренне различенным на достаточное количество категорий.

И надо ясно видеть, что подобное саморазвитие — не результат опыта, а процесс самоуглубления. Ведь не единичные же объекты опыта превращаются в обобщенные мысли, а мышление превращает освоенные факты в примеры своих мыслительных форм. Именно так, думает Гегель, случайное возвышается до всеобщего.

Впрочем, опытные (эмпирические) науки уже и сами проводят предварительную обработку материала с помощью мыслей: открывая всеобщие определения, роды и законы – подготавливая тем самым почву для философии.

6. Для поверхностного взгляда история философии – набор разномастных, не стыкующихся учений, а нужно – учит Гегель – увидеть процесс становления Единого и Всеобщего в каждом из этих учений.

В то же время, по Гегелю, разные философские системы всеобщи в различной степени. Самая развитая из систем содержит своих предшественников, как части себя, увязанные с другими частями. А развитое мышление есть повторение истории развития мыслей, но без исторических случайностей-отклонений.

7. Истинное для Гегеля – развертывающееся в самом себе единство всех различий. И оно именно там, где всякое содержание получает оправдание лишь как момент целого. Подлинное единство – это не привязывание многих идей к одной или выведение из одной, а органичное самослияние всех идей в Единое, в котором особенности частных идей не утрачиваются.

Философствование же без системы Гегель называет «случайным умонастроением» и «субъективным мнением».

8. Каждая часть философской системы самого Гегеля – самостоятельное целое, описывающее идею с нарастающей степенью детализации. Осознание недостаточной детальности, появление в «мышлении о мышлении» того, чего не было в первоначальной мысли, – вынуждает развивать систему дальше за счет все большей конкретизации.

Вот только «Энциклопедия философских наук» не так детальна. Она ж «энциклопедична», а потому содержит лишь общую схему философской системы, оставляя предельную конкретику другим книгам и лекциям, посвященным соответствующим частям системы.

Кроме того, в «Энциклопедию» нет места:

— агрегатам сведений, типа филологии;

— наукам о произвольном, типа геральдики;

— сугубо специфическому (не всеобщему) из других научных отраслей (в том числе юриспруденции, истории, географии, медицины и т. п.).

9. По Гегелю, философия, изучая мышление, постоянно вращается в себе, делая «процесс изучения» предметом последующего исследования. Весь процесс и все результаты размышления – новым началом размышления. То есть философская мысль – настоящий замкнутый круг, не имеющий начала в объективном смысле.

Вот только философствующий субъект должен с чего-то начинать и иметь четкий план изложения изученного материала. Отсюда структура книги:

1) Логика (идея в себе и для себя) – структурирование мышления при работе с самим собой;

2) Философия природы (идея в ее инобытии) – развитие мысли путем наполнения ее знаниями о внешнем-чувственном;

3) Философия духа (идея, возвращающаяся к себе) – развитие духа, как духовное развитие человека и человечества.

Абсолютная идея

(это заключительная часть (последние параграфы) малой «Логики» первой книги «Энциклопедии»)

Вынесенное в заголовок Гегель определяет примерно так:

Абсолютная идея – это:

— единство субъективной и объективной идеи;

— абсолютная и полная истина, объемлющая все определения и мыслящая себя;

— единство практики и теории, жизни и познания;

— идея Бога.

В этом «Абсолюте» все иное текуче.

Но под этими звучными словесами реально имеется в виду только то, что качественная логика должна связывать воедино и категории, которыми она оперирует, и связи между ними, и сами процедуры связывания. Причем так, чтоб ни один элемент размышления не выпал из-под контроля мысли, не оказался за пределами логической системы.

В качестве «все объединяющей формы» Гегель называет свой метод, подразумевая весь изложенный в «Логике» путь развития категорий-суждений-идей. И напоследок, напоминает, как все происходило:

а) В начале было «бытие», казавшееся не опосредованным мыслью, а наоборот определяющим содержание всякого мышления. Но прослеженная взаимосвязь бытия с мышлением убедила, что «бытие» - лишь наименее развитое (наименее содержательное) понятие. А сверх того, в ходе прослеживания собственных «зигзагов» мышление проявило и тут же заметило, что проявило, свои аналитические и синтетические способности в тесном взаимодействии («одном флаконе» – так сказать).

б) Изучение (осмысливание) «сущности» аналитических и синтетических процессов мышления раскрыло внутренние противоречия (диалектику мысли): все эти «сходства-различия», «взаимодействия-взаимосвязи-взаимопереходы».

в) Все выявленное и сам процесс выявления были сведены воедино, и поняты как единая идея, охватившая все многообразие мыслительных моментов (ступеней).

Чтобы приложить столь изощренную форму как Абсолютная идея к чувственному созерцанию, Гегель переходит к философии природы. Но при этом уверяет читателей, что это сама переполненная содержанием «Идея» пожелала понаблюдать за собой со стороны, творя природу как бы вне себя, но по образу и подобию своему.

Философия природы

(вторая книга «Энциклопедии»)

Введение

Гегель начинает с констатации того, что к философии природы относятся с особо сильной антипатией, поскольку де она стала орудием поверхностности и произвольных фантазий в Шеллинговской философии тождества и тому подобных системах. А враги философии пользуются этим, чтобы дискредитировать всю философию.

Между тем, философия природы стара как само размышления о природе, и только в новейшее время (с Вольфа) два естественнонаучных теоретизирования (философия и физика) разделились окончательно. При этом думают, что физика опирается на опыт и наблюдение, а философия природы – на измышленные абстракции. Однако, урезонивает оппонентов Гегель, физика содержит гораздо больше мыслей, чем ей хотелось бы, поэтому реальное различие лишь в формах и приемах мышления.

Способы рассмотрения природы

Гегель обращает внимание на то, что изначальное познание природы дает стремительно разрастающееся множество подробностей. Но такое хаотическое многообразие наш дух не устраивает – не помещается оно в сознание, не выражается с помощью языка. Очень хочется свести его воедино (понять идею «природы»).

При этом практики склонны видеть (находить) в природе – средства для достижения своих целей, но цели эти – мелочны и эгоистичны. И вообще не охватывают природу как целое.

По мнению Гегеля, гораздо разумнее, подобно Аристотелю, искать в самих природных явлениях цели — движущие силы саморазвития. А еще лучше строить единую систему, присущую самой природе, а не навязываемую ей человеком. При этом умозрительные определения должны соответствовать эмпирическим явлениям. Правда, с учетом того, что в опыте не найти всеобщих определений мышления.

Но что же получается, – демонстративно недоумевает Гегель – чем сильнее вмешивается мысль – тем больше скудеет и меркнет богатство природы в сухих формах и безобразных всеобщностях мышления. Какое абсурдное искажение! Какой уход от познания реальности, где «льва вообще» не существует! Какой разрыв на два мира: посюстороннее сознание и потусторонняя природа.

Как же устранить это несоответствие субъективного и объективного? Утешиться тем, что в Боге все едино?! – Слишком примитивно, да и познание реальности при таком раскладе возможно лишь в божественных откровениях.

Как не вертись, а оракульским треножником не заменишь напряженную работу мысли. Придется долго и упорно работать, чтобы свести воедино мир абстракций и природу (мир конкретностей), чтобы сделать абстрактную схему «не беднее конкретным содержанием», чем природа.

А что до провозглашенной Кантом непознаваемости «вещей в себе», то, по Гегелю, она развеивается практической успешностью наших действий, основанных на мыслительных абстракциях. Это и подтверждает, что абстракции не чистые выдумки – им нечто соответствует в реальных вещах. То есть мы вскрываем с помощью мышления нечто сверхчувственное в чувственном, нечто всеобщее в единичном.

Значит, можно брать материал, предварительно обработанный мышлением физиков и продолжать его обрабатывать с помощью философских категорий, созданных профессионально изучающими всеобщее.

Далее у Гегеля яркий проблеск возвышенной образности и внятности: «Метафизика есть совокупность всеобщих определений мышления, как бы алмазная сеть, в которую мы вводим любой материал и только этим делаем его понятным. Все перевороты как в науках, так и во всемирной истории происходят оттого, что дух в своем стремлении понять и услышать себя менял свои категории и тем постигал себя подлиннее, глубже, интимнее и достигал большего единства с собой».

А раз всеобщее присуще и конечной природе, и конечному (человеческому духу) — то для Гегеля наступила пора разобраться, что это за бесконечное, объединяющее все воедино и просвечивающееся во всем «ограниченном»?

И тут Гегель задается одним из неразрешимейших вопросов теологии и идеалистической философии: «Почему и каким образом Абсолютный и самодостаточный Бог создает мир?» или «Зачем и как Бесконечная Абсолютная Идея воплощает себя в конечном, природном?»

Для ответа рассматривает:

Понятие природы

И здесь, запутывая себя и читателей чехардой категорий, Гегель дает довольно примитивный и плоский ответ: Вот такой вот он Бог, вот такая вот она Идея — воплощенные в конечном. То есть «примите как есть».

Видите же, от избытка собственной полноты излилось «Божество» вовне себя (то есть в мир) и воплотилось неадекватным образом (расхлябанно и кусками).

А дальше природа, объявленная лишь инобытием идеи, ее самоотрицанием и внеположностью, подвергается со стороны Гегеля систематическому охаиванию в качестве неполноценного — ограниченного и разорванного на части проявления «Бесконечного Единого».

В частности мы узнаем, что (в порядке изложения Гегелем):

— в природе «Единое» резвится и прячется;

— природа столь произвольна (капризна), что философия лишь в целом должна соответствовать этому сумбуру и совершенно не обязана «дедуцировать» каждый пустяк;

— категории «вечность», «бесконечность», «бесконечная делимость» и т. п. характеризуют только идею «природы» (мол, есть в «Идее» такая «возможность-потенция»). А реальная природа, поскольку она — конечное, не может считаться ни вечной, ни делимой до бесконечности, ни т.п.;

— в природе Бесконечный Бог бесконечно и воплощается, но никогда не воплощен. А природное потому и гибнет, что его внутренние противоречия никогда не достигают подлинного, гармоничного единства, возможного лишь в Бесконечном;

— там, где Идея действует свободно (самопроизвольно, по собственной воле), природа являет собой смесь случайного и необходимого. Причем необходимость действует извне, а не изнутри конечных явлений. Случайность же всякий раз ни из чего конечного не вытекает, врывается как бы ниоткуда;

— природа всегда неадекватна идее, поэтому, размышляя о естествознании, достаточно выявить в природе «проявления божественного» и отвратиться от преходящего;

— наихудшая фантазия духа – превосходней всего природного, ибо в духовном всегда присутствует всеобщность (любой пустяк соотнесен с бесконечным). По той же причине и искусство – возвышенней природы;

— «Природа не сводит вместе своих мыслей» и «бессильна поддерживать целостность в себе»;

— лишь с признания бренности мирского начинается самопознание и самосовершенствование духовного;

— все ступени природы порождены идеей, а не друг другом, поэтому ни эволюции (развития от простого к сложному), ни эманации (развития от сложного к простому) в истории природы не было. Все природное лишь мимолетные воплощения разнонаправленных метаморфоз (логических перевоплощений) бесконечного – соответствующего Понятия;

— природа слишком слаба, чтобы четко воплощать разграничения проводимые мыслью, она «стушевывает границы», в ней всегда есть «промежуточные уродцы», подрывающие умозрительную классификацию.

Возвеличив философию подобным сравниванием с природой, Гегель дает

Разделение философии природы

Решив начать с наиболее абстрактных (бедных содержанием) воплощений идеи, Гегель предлагает следующий порядок изложения «Философии природы».

I. Механика (где всеобщее лишь сверхчувственная связь бескачественных единичностей — типа тяготения)

II. Физика (где всеобщее проявляется внутри вещей, как разнообразие физических и химических свойств)

III. Органика (здесь все формы жизнь, в которых всеобщее демонстрирует свое господство над единичным, как господство организма над собственными частями)

Интересно знать, что Землю в целом Гегель числит простейшим из организмов.

И тут же (в конце введения к «Философии природы») начинает проявляться Гегелевская аллегорическая манера истолкования естествознания: дескать, солнце есть овнешненное зрение, вода – вкус, воздух – обаяние.

Комментарий к изложенному: В результате для Гегелевского Бога-Идеи вся польза от природы – порождение человеческого духа, способного стать самопознанием Логоса. А вся польза от философии природы – дополнительный комплекс логической гимнастики с применением естественнонаучного разнообразия.

Беспристрастный читатель вынужден сказать, что, доверившись иллюзорной бесконечности человеческого духа, Гегель вместо того, чтобы совершенствовать и развивать свой дух до максимально возможной соразмерности природному многообразию (как сам же и призывал, критикуя предшественников Шеллинга и Канта) бросил «саморазвивать» свое мышление намного раньше желаемого результата. А то, что получилось, подсунул в качестве прокрустова ложа, с которым якобы должна сообразовываться уже сама природа. Так малое, возомнившее себя бесконечным, возомнило себя еще и образцом для «гораздо большего, чем оно само».

Глава 3.
Антропологический материализм Фейербаха

Людвиг Андреас Фейербах (1804—1872) – «конец немецкой классической философии» по меткому выражению Ф. Энгельса.

Данный мыслитель хорошо известен в странах, где обучались по «основоположникам марксизма» и Н. Г. Чернышевскому, поскольку эти трое в свою очередь учились материализму у Фейербаха. В иных странах Фейербах, в лучшем случае — один из многочисленных примеров модной в середине XIX века критики христианской теологии и гегелевской философии (причем пример критики поверхностной). Многие известные философы на западе даже не подозревали о существовании Фейербаха (О. Конт, Дж.С. Милль, Б. Рассел и др.)

Фейербах доказал себе и своим последователям, что религия есть фантазийная гиперболизация человеком собственных лучших качеств, а за спекулятивной философией Гегеля скрывается человеческое мышление, отражающее действительность (материю, природу) чувственно и вожделенно. Более того, всякое мышление, любая наука и все общественные отношения вытекают из свойств и качеств человеческого индивида или двух любящих друг друга индивидов: мужчины и женщины.

Взамен всей прежней философии Фейербах предлагал материалистическую антропологию (человековедение), а взамен прежней религии — новый вид поклонения: благоговение перед человеком («высшим продуктом природы»), основанное на плотской любви и дружеском человеколюбии.

В центре новой (то есть своей) научной системы Фейербах ставил человека, понимаемого преимущественно как природное существо, у которого помимо врожденных животных качеств есть еще и врожденные человеческие.

Придавая решающее значение индивидуальному — единичному, Фейербах старался избегать абстракций и обобщений, считал самую мизерную чувственную конкретику «гораздо более ценной, чем вся система всеобщих законов, форм и понятий». Сверхчувственное, по мнению Фейербаха, — крайне гнусная выдумка нечистоплотных мистификаторов.

Декартовское «я мыслю, следовательно, я существую», Фейербах заменял своим: «я хочу, следовательно, я существую». И всячески умалял разум ради возвеличивания чувственности (любви-вожделения в самом широком смысле).

В этике Фейербах исповедовал «эвдемонизм», трактуя его как систему отношений между Я-Ты, основанную на эгоистическом стремлении к счастью, присущему каждому Я и Ты с рождения.

В отечественной философии материализм Фейербаха (с подачи того Энгельса) зачастую называют метафизическим, то есть лишенным диалектики (анализа процессов развития-становления) и склонным к пассивной созерцательности.

В целом его многочисленные сочинения отличаются пылкой страстностью, многословной квазипоэтичностью, бездоказательной категоричностью и бросающейся в глаза клочковатостью (бессистемностью).

Обзор фрагментов произведений Л.А. Фейербаха
Критика идеализма
это Раздел XV (заключительный) работы
«О спиритуализме и материализме,
в особенности в их отношении к свободе воли»

Современный философский спиритуализм, называющий себя идеализмом, по мнению Фейербаха, упрекает материализм в догматизме – признании первичности чувственного мира, хотя такой мир — лишь продукт духа, примысливающего основание-причину для своих ощущений.

Сам Фейербах согласен исходить из субъекта и считать, что сущность того мира, который «мне» является, зависит от «моей сущности» (всех моих свойств). Но «Я» идеалистов — умозрительно, а Фейербах предпочитает действительное «Я» - «вот этого индивида» во всем многообразии свойств и взаимодействий с другими (Ты). Не бесполого для начала!

А, значит, и все формы созерцания и мышления следует брать как формы реальных действий индивида, предшествующие всем его ощущениям. «Бытие предшествует мышлению. В мышлении я осознаю лишь то, чем уже являюсь без мышления» — постулирует Фейербах.

Идеалистический подход для Фейербаха ошибочен, поскольку является «чисто теоретическим», игнорирующим тот факт, что мы не только ощущаем, но и алчем внешнего. Даже более поэтично: «Не разум, а любовь есть то, что полагает существа вне себя не только в представлении, но и в действительности».

Последующие примеры Фейербаха сводят эту любовь к половому влечению, голоду и жажде: дай, мол, не то умру! Однако именно на таких примерах философ считает неопровержимо доказанным, что «предмет желаний» не наше собственное представление, а реальная вещь вне нас. Насыщаясь же «человеком или вещью», мы убеждаемся, что в «насытившем нас объекте» реально имеются свойства, способные нас удовлетворить.

Вывод Фейербаха: «идеалистические спекуляции – абстрактная мертвечина не годная для жизни, ибо все наши ощущения жадны до жизни и наслаждений ею. А без реального объекта нет наслаждений».

Далее Фейербах напыщенно и словоохотливо описывает дыхание и питание, как доказательства того, что мы поглощаем реальный воздух и реальную пищу. Для него «все чувства — лишь извещения об объективном спасителе»! А наше здоровье или благосостояние – есть свидетельство наличия вожделенного для философии единства субъекта с необходимыми ему объектами.

А идеалисты, как кажется Фейербаху, – сплошь лицемеры: ругают материализм с философских и теологических кафедр, а сами предаются ему на пирах!

И напоследок, Фейербах пытается объяснить, почему возможность иллюзорных ощущений (расстройств психики) не препятствует признанию первичности объекта. По его мнению, все чувства одновременно не ошибаются — значит, по совокупности впечатлений можно выяснить, что иллюзорно, а что действительно существует.

«Эвдемонизм»

Раздел IX.
Стремление к счастью и обязанности к другим

Фейербах начинает раздел с аксиомы: мораль – лишь там, где, как минимум, двое. И тут же отвлекается на свою любимую тему «мужчина- женщина»: мол, не один только «разрез в теле» отличает их друг от друга, но и очеловечивание животного в целом. Далее отношения полов становятся – «основным нравственным отношением», ибо «сексуальные удовольствия» невозможны в одиночку и вынуждают считаться с партнером. А вот безбрачие – преступление против природы, которое, будучи разрешенным, легализирует и преступность как таковую.

Впрочем, на этот раз Фейербах решает отвлечься от половых отношений и разобраться, как эгоистическое стремление к счастью согласуется с обязанностями по отношению к другим людям.

В качестве средств согласования личного и общего, помимо очередной раз помянутой половой взаимности, он находит следующие аргументы:

— блага приходится делить с окружающими, да и вообще уживаться с ближними;

— зарвавшийся эгоист получит тумаки от братьев и щипки от сестер;

— неисправимого аморала ждет суровое наказание по закону.

Вывод-призыв Фейербаха: Для общественного существа – человека быть счастливым среди счастливых – лучше, чем наслаждаться счастьем в одиночку. Мораль – это общее, товарищеское счастье.

Однако мораль не должна искоренять себялюбия, ибо добр только тот, кто добр для других так же, как и для себя. Следовательно, очень важно знать, как это «для себя» - прочувствовать счастье на себе.

А потому согласно Фейербаховской морали подлежит ограничению не всякое себялюбие, как хотелось бы «лицемерам»-«метафизикам» ратующим исключительно за всеобщее, а только эгоизм, вредящий окружающим.

По Фейербаху: тот, кто не подавляет в себе стремление к счастью, будет хорошо понимать и охотно поддерживать такое же стремление в других. И тогда восторжествует принцип, которому испокон веков учили Конфуций, Ветхий и Новый заветы, эллины, римляне и многие другие: «Не делай другим то, чего себе не желаешь!» Это «самое наилучшее и самое истинное из моральных положений» — по оценке Фейербаха.

Эгоизм все равно не вытравить, нужно лишь различать эгоизм бесчеловечный и человечный.

Раздел XI.
Добродетель и стремление к счастью

(заключительная часть «Эвдемонизма», фактически тезисы-наброски, не развернутые в текст)

Для начала Фейербах показывает, что, отрицая стремление к счастью в качестве основы морали, мы пытаемся сделать всех несчастными аскетами, побуждаемыми к самоотверженности.

Долгу же противоречит только стремление к счастью за счет других. А естественное самопожертвование – это выбор большего счастья за счет меньшего. Оно — истинное удовольствие для жертвующего собой.

А где нет удовольствия-неудовольствия, там нет и критериев для различения добра и зла! Ведь мораль, как и медицина, вырабатывается опытным путем.

Большинство тезисов этого раздела посвящено критике Кантовского «категорического императива», в котором, по мнению Фейербаха, отрицание себялюбия «умозрительно и чрезмерно», а долг лицемерно поставлен выше стремления к счастью. Дескать, написал Кант для профессоров философии, погруженных в абстракции, а следовало б писать для поденщиков и дровосеков, выстраивающих свою мораль в трудной борьбе за существование.

Попутно Фейербах утверждает, что нравственность коренится в человеческой природе и только искажение природного ведет к аморальным поступкам. Тут и идеалисты взяты в союзники, поскольку они не отрицают, что бывают хорошие поступки без принуждения долгом.

В одном из тезисов Фейербах показательно уточняет Декарта: «Интимнейшая сущность человека выражается не положением «я мыслю, следовательно, я существую», а положением «я хочу, следовательно, я существую».

Можно быть стоиком для себя, соглашается Фейербах, но нужно быть эпикурейцем в отношении остальных. А то у святош получается как раз наоборот: других призывают к сдержанности, а сами безудержны в удовольствиях.

Познать себя для Фейербаха не значит смириться.

По Фейербаху, только тот, кто хорошо относится к людям, по-настоящему добр.

В завершающем тезисе формулируется моральное требование Фейербаха к людям: «чтобы они не делали ничего злого». Из этого, как уверен Фейербах, вытекает вся истинная мораль.

«Право и государство»

(это набор тезисов-афоризмов на 4 странички)

Я живу, не потому что имею право на жизнь, а потому имею право на жизнь, что живу. Право вторично, ему всегда предшествует нечто большее, не являющееся человеческим установлением. Это большее – человеческие чувства, а точнее человеческое чувственное тело. Закон лишь закрепляет право.

Во избежание нравственного зла следует выдвигать равенство против искусственных различий, а сами различия — понимать как тождественные по сути.

Государство и политика, по сути, существуют для человека.

Свобода – дать человеку неограниченные возможности для самореализации, а порабощение государством ведет к деградации.

Неограниченная монархия безнравственна, ибо все зависит от произвола, а не от нравственности, коренящейся в душах.

История – процесс все большего очеловечивания человечества. Со временем даже в божественных учреждениях начинают видеть человечьи творения.

Бог – воображаемая причина и мира, и власти.

Путь человека предназначен ему природой, создавшей его.

Раздвоение – сущность теологии и монархии, где существа, равные всем людям, воображаются существами высшего рода.

Именно воображение поддерживает религию и власть, приводя к крайностям богатства и нищеты, счастья и несчастья.

Замена теологии антропологией в мышлении заменит монархию республикой в жизни.

Свобода – самое высшее, результат образования на основе врожденных дарований.

Все, внушенное верой и метафизикой, не определяет реальную степень свободы.

Естественная необходимость свободе не помеха.

Идеалисту достаточно мысленной свободы, поэтому его стремление к политической свободе непоследовательно.

Идеи – лишь неузнанные интересы. Борьба между идеями и интересами есть борьба между старым и новым.

Сколько социальных зол можно устранить, не доводя их до крайности!

Народ обзывают чернью, когда он противится власть имущим.