Движущие силы истории,
цель истории, модель истории
Такие важные категории как «движущие силы истории», «цель истории», «модель истории» используются в различных философских системах в качестве названий основного (самого важного) фактора, воздействие которого приводит к развитию человеческого общества и формированию истории.
То, что человечество, как минимум изменчиво, – очевидно. Более того, многие согласятся и с тем, что мы развиваемся от беспомощной и кровожадной дикости ко все более мощному, просвещенному и гуманному обществу. А вот причины такой изменчивости разные философы описывают весьма разнообразно. Одни ссылаются на некие «движущие силы», другие — на какую-то «конечную цель человечества», третьи «на теоретические модели истории», реализуемые нашими руководителями на практике. Есть, конечно, и четвертые, и пятые, и двадцать пятые, не согласные с первыми, вторыми и третьими, по причине наличия иных объяснений исторической изменчивости.
Общетеоретическое введение
Чтобы, иметь хоть какие-то ориентиры в этом пестром переплетении метафизических доктрин, хотелось бы обратить внимание на следующее: историю создают люди. Поэтому она – процесс творческий или, как принято говорить сегодня – «креативный».
Каждый день мы сталкиваемся с проблемами, для решения которых нет заранее подготовленных решений. Эти решения приходится придумывать самостоятельно, привнося в мир нечто новое, не существовавшее без нашей находчивости. Даже, если это новое – всего лишь сочетание стандартных действий, оно все равно – ТО, ЧЕГО РАНЬШЕ НЕ БЫЛО, то, что однозначно не вытекало из предшествующих обстоятельств, то, что мы сочинили сами. Причем могли бы действовать и по-другому – даже совсем иначе, если бы захотели или вовремя сообразили. Причем никакая внешняя необходимость такой свободе творчества не мешает, а только ограничивает диапазон наших возможностей.
И так не только с личными или семейными проблемами, но и с проблемами групповыми, общественными, государственными и даже проблемами планетарного масштаба. Конечно, чем крупнее проблема – тем дольше и труднее ее решать. Зато на каждом этапе распутывания «долгоиграющих проблем» придумывается масса нового, не существовавшего ранее. И в этом придумывании задействовано такое количество очень умных голов, что история становится очень сложной и очень непредсказуемой.
Видимо, не случайно серьезные люди, когда у них пытаются узнать ближайшее будущее человечества, не устают повторять: «Прогноз дело неблагодарное!» А в своих ответах ограничиваются самыми общими (туманно сформулированными) намеками о будущем развитии. Эти предсказания, если и сбываются, то во многом не так, как было предсказано, да еще с таким количеством неожиданных деталей, что проспавшие десять лет в летаргическом сне или в коме с трудом узнают изменившуюся действительность.
Кроме того, говоря об исторических закономерностях, нужно учитывать еще и человеческое свободолюбие, зачастую переходящее в капризность. Только представьте: открыты все законы исторического развития и объявлены человечеству. Тут же найдется множество граждан, не пожелавших подчиняться неизбежному и превращаться в рабов исторической необходимости. И они обязательно придумают какой-то новый метод, позволяющий увильнуть из-под действия обязательных схем исторического процесса, создадут собственную – альтернативную историю. Со временем за ними потянутся и другие менее свободолюбивые граждане, утомившись «однообразием закономерной истории».
Разумеется, если б мы уже открыли «законы духовного творчества» и привлекли к проектированию собственного будущего некий быстродействующий искусственный интеллект, то «наше историческое творчество» можно было бы ускорить, придав ему больше единства, упорядоченности и, главное, гуманизма. А так – наша история зачастую превращается в причудливый хаос капризов с весьма опасными для нас и природы последствиями. Нынешнее сотворение истории человечеством видится нам как причудливая, спонтанная игра неких удивительных сил – ярких, но неразгаданных, себя не осмысливших.
Велик соблазн – заменить разгадку новой загадкой, которая выглядит, как ответ на старый вопрос, но, на самом деле, ничего не проясняет, а только запутывает ситуацию, вводя в объясняемую систему новый фактор (причину), в отношении которого нельзя ни уверенно сказать, что он существует, ни вразумительно пояснить, почему он дает именно эти, а не какие-то другие последствия.
Можно сказать и так: когда ученые не могут составить точную формулу исторического развития, согласно которой «А+х (икс)» всегда дает в результате «В», они прибегают (чаще заблуждаясь, чем кого-то обманывая) к помощи некоего «превращателя», заменяющего неизвестную составляющую («икс») в искомой формуле закона общественного развития. Этот как-нибудь названный и где-нибудь находящийся «превращатель» объявляется самым активным элементом социальной системы, способным действовать по собственному усмотрению или некой ему присущей программе. Именно он воздействует на «А» и почему-то способствует его превращению «В».
Изобретать такой «превращатель» очень легко и удобно в отношении «прошедшей истории» (как говорится, задним числом), когда можно игнорировать любые детали, нереализованные варианты и объявлять всяческие (даже самые случайные и нелепые) последствия действием «превращателя». Например, произошло крупное наводнение, обрекающее целое государство на погибель, – тут как тут «превращатель» по имени «Бог», решивший именно таким способом наказать человечество за грехи. Или другой, пример, победило третье сословие во время Французской революции – можно сказать, что «превращатель» по имени «классовая борьба» выполнил свою историческую миссию.
Но те же самые «превращатели» становятся абсолютно непредсказуемыми и ничего не объясняющими в отношении будущего. «Бог» по непонятным причинам начинает игнорировать грехи, более тяжкие, чем вызвавшие потоп, а «передовой пролетариат» после долгих мучений окончательно проигрывает борьбу «загнивающей буржуазии», сходя со сцены истории. Объяснение таким «сбоям программы» может быть только одно: притянутый за уши, зачастую выдуманный «превращатель» - еще не закон, просто на него переносится все неоткрытые и необъясненные соотношения элементов нашего исторического творчества.
Точно так же древние философы, не знавшие соответствующих соотношений между природными явлениями, объясняли:
- — хаотическое движение планет по небу (в отличие от строго кругового движения звезд и солнца) – действием таинственных превращателей — «эпициклов»;
- — подъем воды в трубах, из которых откачан воздух – тем, что капризная природа не терпит пустоты;
- — передачу тепла от тела к телу – распространением незримого вещества – теплорода.
Более того, Пифагор, живший за триста лет до полноценной геометрии Евклида, был склонен считать алгебраически точные пропорции между некоторыми элементами геометрических фигур – результатом действия мистических сил (божеств), а не естественным, единственно возможным и свободным от чьей-то воли соотношением величин, выразимых простейшими формулами.
Такое длинное вступление призвано подготовить правильное восприятие некоторых «превращателей», придуманных в прошлом для объяснения хода человеческой истории. А именно: «движущих сил истории», «цели истории» и «модели истории». Конечно, это далеко не все «версии» превращателей. Их многие тысячи, но поставленный передо мной вопрос включает только эти три.
Движущие силы истории
Категорию «движущие силы истории» от случая к случаю употребляли различные философы, а доминирующее значение этим силам придавала «марксистко-ленинская философия» (так называемый «исторический материализм»). Вероятно, термин «силы» был позаимствован у классической физики и теологии — весьма популярных в период создания марксисткой теории.
Еще в ранней молодости, пытаясь написать «Критику гегелевской философии права» недоучившийся юрист Карл Генрих Маркс открыл для себя в окружающей действительности противоречие, показавшееся ему столь же важным и миросозидающим, как триады, анализируемые Гегелем. Видимо поэтому гегелевскую «Философию права» Маркс не только не раскритиковал, но даже недоконспектировал, зато написал весьма претенциозное введение к собственной критике недочитанной философской системы, где пафосно и витиевато провозгласил: «замену оружия критики критикой оружием». А, разъясняя свои велеречивые выводы, призвал перейти от глубокомысленного теоретизирования в духе Гегеля к реальной классовой борьбе, в которой обездоленному пролетариату отводилась роль самого радикального освободителя народа от всех и всяческих оков.
Позже в «Нищете философии» и «Манифесте коммунистической партии» Маркс окончательно закрепил за классовой борьбой роль движущей силы всех общественных формаций (кроме первобытнообщинного строя, как позже уточнил Фридрих Энгельс).
В последующем Маркс, Энгельс, их многочисленные и весьма плодовитые ученики создали весьма пространную теорию общественного (исторического) развития, где «движущим силам истории» отводилась одна из важнейших ролей. Во-первых, классовая борьба в историческом материализме была проявлением основного закона диалектики, объясняющего всякое развитие единством и борьбой противоположностей. А, во-вторых, без классовой борьбы материальный базис (основа нашей жизни по Марксу) не смог бы преобразовывать духовную надстройку, а постоянно прогрессирующие производительные силы (определяющий фактор общественного развития по Марксу) не имели бы средств воздействия на косные (склонные застывать на достигнутом) производственные и иные общественные отношения.
Ключевое значение классовой борьбы сказывалось еще и на:
1) делении истории на периоды. Марксисты разделили всю историю человечества на доклассовую (первобытный коммунизм), классовую и послеклассовую (коммунизм). А классовую историю разбили на общественно-экономические формации, названные в честь эксплуатирующего (угнетающего) класса соответствующей эпохи: рабовладельческий строй, феодализм и капитализм.
2) делении всех философских доктрин на основные виды. Марксисты считали, что всякий философ вольно или невольно служит какому-то классу, поэтому классовая принадлежность считалась основной характеристикой каждого метафизического учения прошлого и настоящего.
Кроме того, марксистская наука тщательно выискивала, что именно считал «движущей силой истории» каждый из философов, даже если сам этот философ ни о каких движущих силах даже не задумывался. Чаще всего ему засчитывали в качестве «движущей силы» именно то, что играло в его доктрине самую важную роль: Бога, географию, природу в целом, Разум
Широкое распространение марксизма в конце XIX века и на протяжении XX века оказалось огромное влияние на философию в целом, особенно в таких странах, как наша. Поэтому существует огромное число ученых, далеких или удалившихся от марксизма, сохранивших «на вооружении» и до сих пор использующих преимущественно марксистскую терминологию (Марксов категориальный аппарат), в том числе термин «движущие силы истории». В то же время они вкладывают в старые категории новое (существенно иное) содержание и чаще всего понимают под такими «движущими силами истории» не классовую борьбу, а нечто свое. Марксисты же в чистом виде (то есть последовательные приверженцы классовой борьбы) в наши дни встречаются довольно редко, даже в коммунистическом Китае. Более того, разжигание классовой вражды считается тяжким преступлением во всех цивилизованных странах, включая Беларусь.
К самым грубым просчетам марксистской концепции «движущих сил истории», кроме того, что они типичный «превращатель», надо отнести следующее:
- — необъяснимость с помощью этого догмата важнейшей для марксизма эпохи коммунизма, где классовой борьбы не предвиделось;
- — выпячивание и навязывание людям непримиримой вражды при одновременном игнорировании разумного сотрудничества;
- — оскорбительный для любого нормального человека приоритет материального над духовным (брюха над духом).
Цель истории
Приписывать историческому развитию некие божественные (Богом уготованные) цели люди стали еще в доисторические времена.
Первым, кто сделал такое целеполагание ключевым элементом своей сугубо научной доктрины можно считать Аристотеля, широко использовавшего понятие «энтелехия», означавшего в первую очередь некую высшую цель, к которой движется все на свете, а в наибольшей степени венец природы – человек.
Однако, подлинным отцом термина «цель истории» принято считать немецкого философа-экзистенциалиста Карла Ясперса (1883−1969 гг.). Свою теорию он называл «философствованием» в противовес «философии», ибо, с точки зрения Ясперса, человечество давно и основательно запуталось в вопросах, на большинство из которых нет ответа. Поэтому мудрость любить нельзя, а можно только искать такой любви.
Зато он верил, что человечество не прекратит поиск ответов и возможно найдет их (хоть весьма и весьма не скоро) и тем самым освободится от власти слепых сил природы. В таком исследовательском поиске, помноженном на свободную изобретательность, ему виделась истинная цель человеческой истории. Об этом и была написанная в 1948 г. книга Ясперса «Истоки истории и ее цель».
Впрочем, Ясперс считал, что подобная цель была у людей не всегда, что имелся некий (очень длительный) исторический период «блаженного неведения» («доистория»+«великие культуры древности типа Египта и Месопотамии»). В те времена людей якобы не мучили трудные вопросы бытия, вызывая «ужас от мира и осознания собственной беспомощности». Но потом (совершенно неизвестно почему — может быть, под воздействием космических лучей, нашествия конных кочевников или иного сильного внешнего воздействия) наступило время, названное Ясперсом «осевым». Это произошло приблизительно в 6 веке до н.э. – во времена Пифагора, Конфуция, Будды, Заратустры, Исаии и др.
Ясперс очень боялся, что человечество не выдержит тяжких мук духовного поиска, дающих весьма скудные результаты, и в погоне за чем-то приятным и сиюминутным погубит свою бесценную жажду свободы, а с ней и всякую духовность вообще, включая «философствование». В этом смысле особо опасна наша крайне напряженная «научно-техническая эпоха», равнозначная осевому времени (названная Ясперсом «второй осью времени»). Ведь народы, возникшие в первое осевое время, по мнению Ясперса, погубили «великие исторические культуры древности». Что же до угрозы культурной деградации в результате истощения природных ресурсов, то ее Ясперс считал весьма серьезной и почти неизбежной.
Во имя успешного поиска спасительных путей к «цели истории» Ясперс ратует за единство всего человечества и терпеливое самовоспитание на основе западных ценностей (в первую очередь творческого свободомыслия).
Самоуничтожающаяся парадоксальность учения Ясперса в том, что оно похоже на зайчика из детского мультика, который очень любил конфеты, хотя никогда их не пробовал. Философ откровенно сознается, что имеет только томительное предчувствие цели истории, но не имеет ни малейшего ясного представления о ней и никаких доказательств того, что такая цель действительно существует. Его чуткая душа бывшего психиатра по профессии сочувственно откликаться, читая других мыслителей, озабоченных поиском смысла жизни или решением вечных вопросов бытия, и он верит, что их муки не напрасны. Вот цитаты из книги, подтверждающие сказанное:
«При создании этой схемы я исходил из уверенности, что человечество имеет единые истоки и общую цель. Эти истоки и эта цель нам неизвестны, во всяком случае, в виде достоверного знания. Они ощутимы лишь в мерцании многозначных символов. В философском осмыслении мы пытаемся лишь приблизиться к истокам и цели».
«В основе такой идеи заключено ничем не обоснованная вера, что не все ничтожно, что мир – не только бессмысленный хаос».
Получается, как у собаки, что-то чувствует, но сказать ничего конкретного не может.
Книга «Истоки истории и ее цель» пронзала тоской и надеждой, поэтому стала ярким событием в культурной жизни человечества и до сих пор производит сильное впечатление на любого читателя, ибо написана весьма доступно и высокохудожественно. Однако с Ясперсом согласились немногие, да и те – в самых общих чертах. Зато термин «цель истории» понравился значительному числу философов и ученых. Каждый из них придумал свою версию «цели» для всего человечества и предложил ее широкой публике, с большим или меньшим успехом.
Модель истории
Всяческое моделирование вошло в моду в начале XX века, когда инженеры повсеместно создавали различные технические модели (от автомобилей и самолетов, до электростанций и городов) и успешно воплощали их на практике. В этот же период по всему миру приходили к власти великие вожди и диктаторы.
Поэтому не удивительно, что в голове русского иммигранта, бежавшего от Октябрьской революции во Францию, эти две особенности эпохи сложились в одну мысль – объяснить историю модельным творчеством диктаторов. В своих лекциях, читавшихся в Сорбонском университете до и после Второй мировой войны, он излагал примерно следующее.
Перед началом нового витка истории потенциальный народный вождь создает некую философскую (идеологическую) модель будущего, потом захватывает власть и изо всех сил воплощает свою «теоретическую модель истории» в жизнь, решительно и жестко ломая все преграды на своем пути. Причем самый лютый террор в этом процессе – вещь абсолютно необходимая, ибо чем успешнее и последовательнее воплощается модель – тем сильнее развивается и упорядочивается человечество. К тому же, победителей не судят: удачно реализованное на практике моделирование оправдывает любые жертвы.
Звали автора этой концепции «теоретической модели истории» Александр Владимирович Кожевников (1901−1968 гг.). Правда, он больше известен под французским псевдонимом Александэр Кожев. Его считают философом неогегельянцем, поскольку он пытался совместить теорию всеединства русского философа Владимира Сергеевича Соловьева с учением Гегеля, точнее брал у этих философ основополагающие тезисы для построения собственной теории.
Без всякого сомнения, Кожев сильно преувеличивал мощь и влиятельность диктаторов, особенно тех жалких политиков, советником которых он намеревался быть. А, с другой стороны, – игнорировал историческое творчество масс, суммарный вклад которых существенно превышает вклад всех вождей вместе взятых.
Со сторонниками у Кожева получилось еще хуже, чем у Ясперса. Явных и последовательных приверженцев у него практически не нашлось, хотя он преподавал самому
Зато терминология Кожева пришлась по вкусу всем, кто не утратил детского желания вообразить себя Наполеоном и смоделировать собственный образ будущего из подручных материалов. Поэтому историческое моделирование процветает во всех науках связанных с изучением истории. Но о сколь-нибудь значимых успехах это занятия вряд ли кому-то известно.
В свою очередь термин «модель истории» прижился очень успешно. Его используют, во-первых, для составления научных прогнозов на будущее различные футурологи, в том числе работающие при правительствах крупных государств. Первый опыт глобального моделирования будущей всемирной истории был осуществлен в 1970 г. в администрации Президента США под руководством видного американского ученого Дж. Форрестера.
А во-вторых, прошедшую историю пытаются, как пазл, сложить по образу и подобию той или иной схемы (модели) истории, придуманной для систематизации исторического материала. Чаще всего каждый историк и философ складывает для себя и читателей несколько исторических моделей одновременно, стремясь к плюрализму мнений и многоплановому подходу к фактам.
Поэтому в научной литературе можно найти сотни различных прилагательных, соединенных в одну философско-историческую категорию со словами «модель истории» для обозначения соответствующих доктрин. Для примера я выписал самые распространенные в Интернете – это: прогрессивная модель истории, линейная модель истории, ступенчатая модель истории, спиральная модель истории, хаотическая модель истории, вертикальная и горизонтальная модели истории, психологическая модель истории, религиозная модель истории, причинно-корреляционная модель истории, евразийская модель истории, культуроцентрическая модель истории, ритмокаскадная модель истории, механическая модель истории, прогрессивно-восходящая (линеарная) модель истории, кинетическая модель истории, эффективная модель истории, рациональная модель истории, калейдоскопическая модель истории, конспирологическая модель истории. Как говорится
Заключение
Когда законы человеческого творчества (разума в целом) будут открыты и записаны, как формулы математики, физики или химии, люди, вероятно, станут удивляться и смеяться, читая, как мы приписывали истории «движущие силы», «цели», «модели», надеясь объяснить с помощью фантазий то, что у нас не складывалось в нормальные формулировки конкретных (математически выверенных) законов.
Конечно, история выглядит объясненной, если ее движение списывают на какое-то воздействие сил, осуществление неизвестных целей либо диктаторских моделей. Но при этом необъясненными и неисповедимыми оказываются сами силы, цели и модели истории. Их, конечно, можно объяснить чем-то еще тем же методом «превращателя» – и так до бесконечности, не получив никакой строгой формулы, позволяющей рассчитывать историю с той же точностью, что и траекторию космической ракеты.