автор: Пласковицкий А.Л.

краткий вариант книги

Диалектика собственности
как костяк мировой истории

(октябрь 1982 г. – апрель 2013 г.)

Посвящаю лучшему другу — Хмелю Дмитрию Евгеньевичу,
сделавшему возможным все мое творчество

«Только бытие есть, а небытия нет»

Парменид

Предисловие

Охватить свой предмет целиком – таково подлинное начало всякого исследования. Ведь упущенное из виду возвращает к исходной точке, точно сказочный камень, притягивавший тем сильнее, чем дальше от него уходили.1 Потому многократно возобновляемый поиск недостающих элементов «объекта исследования» отнимает так много времени.

Зато при изложении полученных результатов можно не суетиться в стиле дорожных сборов и начинать непосредственно с «окончательной полноты» (подлинной или мнимой) – то есть с «исчерпывающих» определений основных понятий. Подобное начинание кажется произвольным. Поэтому читателю приходится потерпеть, пока прояснится, сколь успешно разворачиваются «стартовые дефиниции». Если изучаемая реальность существенно больше или меньше авторских представлений о ней, целостного изложения не получится — факты посыплются мусором… Если ж предмет исследования охвачен более-менее полно – всё сложится и разовьется как бы само собой.

Важно отметить и то, что гораздо чаще собственных мыслей приходится развивать и оттачивать чужие. И, если бы добрый волшебник продлил нашу жизнь настолько, чтобы успеть расшаркаться с каждым достойным этого, я бы с особым удовольствием дополнил эти две сотни страниц очень вежливыми томами о том, кому я обязан и чем, и почему разошелся со своими учителями и предшественниками.

Впрочем, пренебрежение множеством «важных мнений», известных сведущим людям – бесспорно, меня не красит – особенно в наше время, когда каждый научный труд и всякий учебник, точно протокол допроса, пестрит фамилиями авторитетов. Но ведь больше чем прав Гераклит: «многознанье ума не взращивает».2 Да и, как сказано Гегелем, «эрудиция всегда наиболее многоглаголива именно там, где всего меньше можно извлечь».3

Парить над подобным хламом в абстракциях диалектики – трудно и одиноко. Чем чище осмыслишь целое, отсеяв Монблан несущественных частностей – тем меньше тебя понимают и энергичней бесятся: «Почти ничего не учел!!! Все факты проигнорировал!!!» Хотел бы – да не успею показать «многознайкам», как их «факты» укладываются в универсальную схему, призванную объять доступное многообразие.

Да и к чему стараться?! – Эрудитам не по нутру длинные размышления: они берегут извилины, точно обжора живот от физических «перегрузок». Чем меньше мозгов задействовано для созидания мыслей, тем больше туда вмещается приятненьких интересностей. К тому же системный разум приходится раз за разом перестраивать целиком. А прожорливость эрудиции ублажается без труда: для всеядного интеллекта чем больше фактуры – тем лучше, чем противоречивее – тем обоснованней собственный — расхлябанный плюрализм. Так что послушаюсь Ф. Бэкона: «Стройность здания науки, когда отдельные ее части взаимно поддерживают друг друга, является и должна являться истинным и эффективным методом опровержения всех частных возражений».4

Да и личный опыт свидетельствует, сколь бессмысленно объяснять, почему «дважды два» не «пять» и не «стеариновая свечка»,5 тому, кто не понимает, почему «дважды два» - неизменно «четыре». Поэтому постараюсь, чтобы мои суждения развивались самодостаточно, не требуя рассмотрения всех фактов и точек зрения, как не требует геометрия обмера всех треугольников и заслушивания всех математиков, чтобы обосновать единственно возможную сумму углов всякого треугольника.

Введение

О диалектике

Сегодня у диалектики много определений. Но все они, так или иначе, сводятся к столкновению мнений или реалий. Это меня устраивает. Ведь если искать объективные причины трансформаций всего мироздания или некой «относительно замкнутой системы», то искомое может таиться только в противоборстве элементов первоначальной целостности. Гармоничное взаимодействие частей ни одну из них не меняет – в лучшем случае порождает монотонное движение по кругу. Привлечение же неких потусторонних движителей создает лишь иллюзию объяснения, потому что такие трансцендентные силы по сути своей являются ни на чем не основанными выдумками и в соответствии с той же логикой поиска внешних толчков уводят все дальше и дальше в сферу пустых фантазий.

К сожаленью, подобная мистика снова на гребне моды. Стремительно крепчающее богословие объясняет любые перемены промыслом неисповедимого и вездесущего Божества. А запутавшаяся в собственной логике «позитивная наука» уповает на произвол не менее загадочной и могущественной Случайности. У неотеологов предопределено абсолютно все. У псевдонаучных теоретиков – нет ничего предопределенного. Но при этом и те, и другие фактически отрицают познаваемость источника перемен, не желая его искать.

К счастью, ни современные теисты, ни современные хаосисты не доводят собственную концепцию до логического абсурда – безмолвного смирения перед Ликом Неисповедимого, непостижимость которого почему-то считается познанной с абсолютною полнотой, точностью и несомненностью. В результате широкую публику повсеместно пичкают старой доброй «эклектической окрошкой» нестыкующихся суждений.

Я же предпочитаю разрешать, а не нагромождать противоречия. Поэтому каждый этап развития рассматриваю как снятие основного антагонизма предыдущего этапа, как примиряющий синтез взаимоуничтожавшихся явлений. Новое для меня – дополнение существующей «целокупности», необходимое для устранения или хотя бы смягчения прежнего дисбаланса. Причем под влиянием примиряющего новшества перестраивается все, что конфликтовало.

В идеале всеобщий синтез стал бы Вселенской гармонией – всеобъемлющей и всепроницающей системой сдержек и противовесов, обеспечивающих равновесие в противоборстве всех и всяческих крайностей. Да только любое реальное синтезирование противоположностей, будучи законченным, оказывается конечным. А потому и претендовать на абсолютное совершенство не может. Более того, даже самый емкий синтез ранее конфликтовавших частей – это всего лишь новая часть, пополняющая мир и потому порождающая более сложные конфликты, которые в свою очередь требуют более масштабного и качественного разрешения.

Для всего, что поменьше Вселенной, то же самое актуальней. Изначально более-менее замкнутая система благодаря появлению синтеза расширяется вовне и приходит в соприкосновение с чем-то, ранее ее касавшимся. Что само по себе становится причиною множества дополнительных конфликтов. В растревоженном внешнем мире быстрее, чем внутри расширившейся системы, формируется ее непримиримый антагонист-антитезис. А разгорающаяся борьба требует синтеза помасштабнее.

И так, казалось бы, до бесконечности — внушая радужную надежду на беспредельное самосовершенствование Мироздания. Но, на самом деле, распад с деградацией или погибель с аннигиляцией – неизбежная участь сущего. В какой-то момент дальнейшее надстраивание синтезов оказывается непосильным для конфликтующих элементов, как сооружение башни от Земли до Неба для глиняных кирпичей.

«Все в мире целостно, а, значит, завершимо.

В любом процессе есть свой долгий ящик,

Свой перезрелый плод, своя вершина.

А дальше все скользит по нисходящей,

Все затекает, округляясь в нечто…

Лишь творчество могло быть бесконечно,

Оно могло бы не иметь конца —

Когда бы ни потенциал творца!..»6

Уверен ли я, что выбранный мною – диалектический метод единственно верный, а полученные результаты соответствуют действительности?! Да – уверен, ибо терзавшие меня сомнения ныне преодолел. Однако моя уверенность – всего лишь этапный синтез, посильный мне в данный момент. Поэтому очень надеюсь, что и сам на достигнутом не застопорюсь, и читателям дам лишь повод опрокинуть мою уверенность обоснованными возражениями или хотя бы резонными сомнениями.

О диалектике собственности

Диалектика собственности, взятая в целом, есть вся совокупность и вся история общественных отношений, складывающихся в процессе присвоения природы.

По канонам юриспруденции собственность полагается составлять из «владения», «пользования» и «распоряжения». Однако указанные компоненты лишь правомочия, признаваемые за собственником де-юре, – то есть производные от фактического обладания. Собственность же де-факто формируется присвоением, вырывающим вещи из естественной взаимосвязи и превращающим их в искусственные придатки человеческой жизнедеятельности. Причем объединяющие связи и разделяющие преграды создаются как «материально» в виде стен, запоров и прочих приспособлений, так и «идеально» в виде «умозрительных уз», дозволений, запретов и т. п.

В процессе присваивания одного и того же объекта субъекты, не имеющие ни одной общей точки, приобретают множество «общих пространств», каждое из которых разные лица пытаются использовать в качестве продолжения собственного тела. Поскольку ж взаимосвязан весь присваиваемый нами мир, постольку же он способен объединять людей в единое человечество. Тем самым обычное присвоение оказывается именно тем, что философы величают «всеобщим», – «чудодейственной силой», созидающей единство из множества или целое из разрозненного.

Разумеется, присвоение не единственный способ объединения людей. Более того, бескорыстная любознательность бывает сильнее алчности, а искренняя любовь или дружба сплачивают теснее «совместно нажитого имущества». Однако именно имущественные отношения приходится признать самыми универсальными и самыми влиятельными из социальных связей:

а) Самыми универсальными, потому что собственность, так или иначе, вплетает в себя всё человеческое. Обеспечивая удовлетворение всех потребностей человека, присвоение становится их равнодействующей. Именно в процессе присваивания при выборе направления для приложения своих ограниченных сил выявляется, что и насколько важно. И, в конечном итоге, складывается реальная иерархия ценностей.

б) Самыми влиятельными, потому что любое влияние (даже величайшая любовь и высочайшая мудрость) невозможны без присвоения соответствующих вещей, людей, территорий…

Это, конечно, не означает тотального доминирования собственности. Наоборот, всевозможные социальные силы не так уж редко подчиняют себе «корыстные побуждения». И, только «отринув бренное», гении достигают духовного просветления, одаривая нас научными открытиями, техническими изобретениями, художественными шедеврами, нравственными императивами и т. п.

Однако «вознесенье над плотским» - подвиг незаурядный и потому исключительный, присваивать же «материальные блага» приходится постоянно даже самым возвышенным личностям. Поэтому присвоение выступает в качестве активного (определяющего) фактора несоизмеримо чаще, чем в качестве пассивного (предопределяемого).

Как и положено гегелевскому «всеобщему», присвоение служит не только универсальным объединительным средством, но и расчленяющим — дифференцирующим тоже. Во-первых, всякое сообщество вынуждено постоянно определять и переопределять, кто и в какой степени подчиняет ту или иную вещь собственной воле, с необходимою утонченностью различать «свое и чужое», «общее и частное». А, во-вторых, присвоение разрывает мир на две части. Одна продолжает вращаться в прежнем, внешнем круговороте естественных взаимосвязей «дикой» природы. Вторая вовлекается в «ноосферу» - внутренний круговорот искусственно созданного — социального взаимодействия.

Этот разрыв опасен — и чем дальше, тем больше. Необузданные внешние стихии терзают вставшие на их пути рукотворные перегородки. А внутренние процессы саморазрушительны, ибо они а) истощают присвоенное, требуя повторного присвоения; б) порождают много нового – благ и отходов, не укладывающихся в рамки прежней «натуральной гармонии».

Однако любая опасность до времени не смертельна. Наоборот, способствует прогрессу и процветанию. Пока хватает сил, человечество успешно спасает свой искусственно обособленный мирок от бурь, беснующихся снаружи, а также пустот и вздутий, возникающих внутри. Для чего наращивается и усложняется присвоение: все шире и глубже захватывается природа и соответственно преумножается численность населения. Производственные мощности укрупняются. Коммуникации – удлиняются, разветвляются, ускоряются…

Вместе с тем, даже самые успешные акты присвоения свидетельствует об ограниченности человеческих способностей: ничто и никогда не бывает присвоено окончательно, целостно и неистощимо… А посему присвоение – процесс неустойчивый, неспособный застыть на достигнутом, то есть «исторически преходящий», где каждый этап вытекает из предыдущего и требует продолжения. И это не однообразное верчение в замкнутом кругу – потому что, исчерпав возможности прежних форм присвоения и истощив соответствующие природные ресурсы, человечество вынуждено изобретать более сложные методы освоения новых ресурсов.

Если присваиваемый мир считать неисчерпаемым, то чисто теоретически будущность присвоения покажется бесконечной. Но раз уж человечество не всесильно – «диалектика собственности» обречена завершиться вместе с человеческой историей, когда нам не хватит сил для очередного расширения-совершенствования присвоения. Будь даже эта Вселенная не такой необъятной, как кажется, – то и тогда она чрезвычайно велика и малодоступна для таких крохотулей, как мы.

Только стоит ли складывать лапки, если длительность нашей истории зависит от нашей стойкости и энергичности?! Задача, которую неизменно ставило и раз за разом решало человечество, именно в том, чтобы отсрочивать собственный Апокалипсис. И уж если конец неизбежен – так зачем же туда торопиться?! Можем же побороться до истощения сил!

Потому-то я искренне радуюсь каждой попытке прорваться за горизонты достигнутого, каким бы уютным ни было то, что уже налажено, и какой бы ужасной ни казалась тропа к более сложной гармонии.