качай извилины здесь!

автор:

С.Л Франк

ФРАНК Семен Людвигович (1877−1950) начинал как «легальный марксист», стал знаменит как русский религиозный философ. В 1922 году принудительно выслан большевиками из Советской России в Германию

Разрабатывал учение Владимира Соловьева «о всеединстве» в духе апофатической («отрицающей») теологии, то есть всесторонне обосновывал «непознаваемость» Абсолютного Бога, доказывая, что к Нему не применимо (Ему несоразмерно) ни одно из определений, поскольку любое «свойство» конечно, а истинный – то есть Неисповедимый Бог бесконечен во всех отношениях.

Франк выступал против не-мистических форм «рационализма», находя их «преисполненными гордыни» - безосновательной уверенности в способности разума познать и переделывать сущее.

Все социальные явления Франк объяснял как результаты деятельности индивидуумов (реализацию личных стремлений и субъективных идеалов). Призывал отыскивать смысл человеческих поступков не в объективных фактах, а в воплощенных целях (идеях).

В ряде статей для западного читателя обобщал особенности русского философского мировоззрения.



Обзор статей С.Л. Франка

Статья «Русская философия, ее характерная особенность и задача»

«Духовными плодами цивилизаторских идей Петра Великого» Франк объясняет внезапное появление целого ряда первоклассных и глубоко оригинальных мыслителей – «высочайших вершин духовного постижения жизни». Хотя среди них и нет ни одного философа-классика, в западном понимании.

Вкратце проанализировав творчество самых известных мыслителей (Толстого, Достоевского, Чаадаева, славянофилов Киреевского и Хомякова, Герцена, Белинского, Бакунина, философов К. Леонтьева, Н. Федорова и В. Соловьева), Франк отмечает в каждом из них религиозную составляющую и интуитивные (мистические) предчувствия духовных проблем современности.

А, согласившись с тем, что среди русских философов нет создателей систем, способных сравниться с системами западной философии, Франк утверждает, что значение великих русских мыслителей ничуть не меньше, нежели зарубежных систематиков, поскольку русские дали миру ряд глубоких интуиции (хоть зачастую и в сыром виде).

Своеобразие русской мысли видится Франку еще и в том, что ни один из россиян не был чистым теоретиком. Напротив все они, даже атеисты, — типично религиозные натуры, искатели святости, путей спасения мира и человека. Поэтому «судьбы человечества» в основном и исследовали. А теоретические обоснования либо игнорировали либо заимствовали на Западе в виде готовых систем (кантианство, гегельянство, материализм и т. д.).

Франк определяет философию (всеобъемлющее мировоззрение) как совершенно особенную область человеческого духовного творчества, где беспристрастное познание бытия (как целого) тесно связано с религиозным осмыслением жизни. Хоть такая связь и удивительна, на первый взгляд, но именно познание и вера, совпав в своих высших потенциях, образовали «философию».

По Франку, и религиозность через мистические переживания («погружение духа в таинственные глубины божества») ведет к мистическому познанию Бога («гнозису» или «теософии»), и чистое познание мира тоже заканчивается идеей Абсолюта.

Однако равновесия между верой и познанием нет: перевешивает то одно, то другое. К примеру, у Аристотеля, Декарта, Лейбница чисто научное познание оттеснило религиозно-этическое на задний план. А у Сократа, Шопенгауэра, Ницше и типичных русских мыслителей – наоборот. Причем у русских «в резких, неслыханных формах».

Такое положение вещей Франк объясняет историей развития русской мысли и надвременной сущностью русского духа.

Причем исторически отсутствие систем объясняется:

— молодостью русской мысли (ей по Франку 4−5 десятилетий);

— дилетантизмом русских мыслителей, обусловленным у дворян барской пренебрежительностью к системности, а у простолюдинов – отсутствием культурной базы.

Однако в последние десятилетия XIX века и в начале XX века положение начинало меняться, и были предприняты первые попытки философского синтеза.

Анализируя сущность русского духа, Франк обращает внимание на:

— исконное и фундаментальное греко-православное церковное благочестие;

— русскую религиозность, которая ни в коем случае не мечтательно-субъективна, а мистико-спекулятивна;

— главный момент русской религиозной жизни и мысли, заключающийся в многозначном понятии «правда», соединяющем воедино справедливость, богоугодность, истинность и добро.

Из русской религиозного чувства, по мнению Франка, вытекает две противоположные жизненные позиции:

1) практически-нравственное стремление к преображению (улучшению) мира согласно божественным первоосновам, связанное с острым ощущением несовершенства бытия;

2) непоколебимое и спокойное принятие Божьего мира, как есть, несмотря на его несовершенства.

XIX век, революционный для русского духа, по мнению Франка, привел к преобладанию страстного стремления к улучшению мира. В то время как «принятие мира» нашло отражение лишь «в пушкинской поэзии» и «восприимчивости русского духа к шеллинговской философии».

Однако, как считает Франк, русскому духу родственно и «созерцательное углубление в сущность бытия», и есть надежда, что при правильном развитии, такое углубление принесет значительные результаты. Более того, именно движение в данном направлении Франк называет ближайшей задачей русской философии. Вместе с тем, предупреждает, что холодной беспристрастности у русских философов не получится, ибо сущность русского духа останется вполне религиозной и не удовлетворится чистой теорией.

В подтверждение сказанного Франк отмечает, что религиозные толкования в России становятся все более теоретичными, начиная с Московской метафизической школы 80−90-х годов XIX столетия (Л. Лопатин) и попыток систематизации, предпринятых в начале XX века Н. Лосским – автором «интуитивистской теории познания и метафизики».

В качестве главной помехи такому многообещающему развитию Франк называет политику большевизма, уничтожающую всяческую культуру.

Статья «Сущность и ведущие мотивы русской философии»

Сначала Франк решает уточнить, что понимать под «философией». Мол, если взглянуть на школьно-систематическую литературу и профессиональных философов России, то не найти ничего национально значимого или обогащающего западноевропейскую мысль.

Философские исследования в России слишком молоды. Только в последние десятилетия возникает действительно серьезная и своеобразная философия, достойная всеобщего интереса («Положительные задачи философии» Льва Лопатина, «Обоснование интуитивизма» Николая Лосского).

Однако Франк предлагает взглянуть на философию в более широком контексте, чтобы туда помещались Сократ, Платон, немецкие мистики и Ницше. И тут же делает далеко идущее предположение: «Может быть, философия — наука лишь в производном смысле, а первично она — сверхнаучное интуитивное учение о мировоззрении, родственное религиозной мистике». Именно такой философии в России полно, и она, по мнению Франка, способна заинтересовать западного читателя.

Особенностями русского мышления Франк называет:

— интуицию, присущую русским изначально;

— неприятие туманного иррационализма и восторженности;

— избегание постижения истины в логических связях и систематичности.

В России, по мнению Франка, наиболее значительные мысли были высказаны не в систематичных научных работах, а в литературе. Причем главная форма русского философского творчества – статья на злобу дня, затрагивающая мировоззренческие вопросы. Эта форма обусловлена не только внешними историческими обстоятельствами и традициями, но и молодостью-незрелостью русского духа, а также его «конкретным интуитивизмом».

Под «конкретным интуитивизмом» Франк понимает то, что в России все мыслители (от простого богомольца до Достоевского) жаждут не просто истины, а многозначительной «правды», открывающей религиозно-нравственный принцип мироздания и дарующей спасение. Причем не личное избавление, а спасение всему человечеству и даже вселенной. С одной стороны, это слабость, признается Франк, препятствующая беспристрастному созерцанию истины, а, с другой – подобный подход нацеливает на общественно и объективно значимые поступки, внушает ответственность за происходящее в мире. Франк уверен, что «только это чувство ответственности за все («соборность») может стать началом спасения».

Философия истории и социальная философия (понимаемые еще и как религиозная этика и онтология) – вот главные темы русской философии. Сюда же Франк относит и важнейшую для русских проблему смысла истории в связке с проблемой взаимоотношения России и Запада. Далее Франк рассматривает, как решали эту сдвоенную проблему различные русские мыслители:

— славянофилы выдвинули идеал цельной всеобъемлющей жизни в противоположность ее раздробленности и рационалистической автоматизации на Западе;

— Чаадаев обнаружил в самой России отсутствие разумного религиозного воспитания и традиции – основ европейской жизни;

— Вл. Соловьев рассматривал историю как процесс христианизации человечества или приближения конца (праведного, но страшного суда);

— Данилевский предложил теорию разграничения «культурно-исторических типов»;

— Герцен выступил с острой критикой просветительства и прогресса;

— Леонтьев противопоставил христианскую и мещанскую заскорузлость с одной стороны языческой любви к свободе и полноте существования – с другой. И всю жизнь бился над вопросом: «Можно ли спасти Россию от всеобщего разложения?», отвечая в разное время по-разному;

— в социализме Белинского и его первых приверженцев, по мнению Франка, сочетались индивидуальные запросы отдельного человека со счастьем человечества;

— новейшие духовные устремления, обусловленные духовным крахом социализма, привели к социальным и философско-историческим конструкциям, созданным под влиянием религиозной философии (Струве, Бердяев, Карсавин).

Закончив перечень, Франк признает, что в русской литературе пока отсутствуют систематические работы, полностью выражающие основные идеи и тенденции русского мировоззрения. Однако полагает Франк, в русском духовном творчестве уже потенциально содержится своеобразная, внутренне единая и универсальная философия, которую нужно лишь описать и проанализировать.

И Франк пытается кратко и схематично отразить главные моменты русского философского мировоззрения. А именно:

1) Русскую философию не удовлетворяют научные критерии истины, и она устанавливает свой — опыт, как жизненно-интуитивного постижение бытия в сочувствии и переживании (Киреевский, Соловьев).

2) Главная задача русской философии проникновение в подлинное бытие, его внутреннюю реальность (Лопатин, Лосский, Аскольдов). Для этого сам Франк предлагает понятие «абсолютного бытия», дающего основу и объекту, и субъекту. В итоге вся русская философия, по Франку, обосновывает непосредственную данность бытия познающему сознания, а духовный мир человека рассматривает как некий особый мир, напрямую связанный с космическим и божественным бытием. Из-за чего именно Лейбниц и Шеллинг, по мнению Франка, оказали наиболее глубокое влияние на русскую философию.

3) Психология как таковая не является характерной областью русского духовного творчества. Поскольку интерес направлен вовне (на всеобъемлющее бытие). К тому же русским мыслителям чужда замкнутость индивида на себе, их основной мотив – абсолютно первичная связь всех «Я» в субстанциональное «МЫ».

Франк даже утверждает, что русскому мировоззрению свойственно представление раннего христианства и платонизма, согласно которому каждая личность является звеном живого целого, а разделенность — иллюзия. «Излюбленная тема русских размышлений — человек как звено во всеобщей богочеловеческой связи». Это — в качестве «религиозной антропологии» главная тема Соловьева, а в иных формах у его последователей Флоренского, Булгаков, Розанова и Бердяева (причем у последнего человек обладает божественностью наряду с Богом).

По Франку, русское рассмотрение человеческого духа в социальной и исторической философии одновременно выступило еще и как религиозная этика коллективного человечества. В этом отношении русская философия, по мнению Франка, резко противоположна западноевропейской, исходящей из «Я». Русское ж мировоззрение содержит в себе ярко выраженную «МЫ-философию». И «МЫ» мыслится не как внешнее единство, а как первичное, из лона которого только и вырастает «Я». Да так, что в каждом «Я» внутренне содержится «МЫ».