качай извилины здесь!

автор:

Бесконечно ли познание?

заметка написана в 1991 г., исправлена и дополнена в 2007-2009 гг.

Вынесенный в заглавие вопрос настолько аналогичен вопросу «Бесконечен ли арифметический счет?», что обычно и отвечают на него тоже аналогично, без учета специфики познания: «Конечно, да. Ведь мы всегда можем прибавить какие-то знания к имеющимся». Это кажется настолько простым и очевидным, что многие даже не пытаются подумать еще немного.

Хотя таким же простым кажется и знаменитое утверждение Козьмы Пруткова: «Нельзя объять необъятное»1. В обыденной жизни эти два утверждения сталкиваются друг с другом редко. И почти никогда одно из них не рассматривается как исключающее другое, хотя первое ведет к признанию бесконечности познания, а второе отрицает ее.

В научной философии практически то же самое: признание «бесконечности познания» соседствует со всевозможными спорами о том, ограничено ли познание раз и навсегда «комплексом ощущений», «самопознанием», «Абсолютной Идеей», «материей» и т. д. При этом познание так и норовят объявить ущербным на том основании, что оно никогда не расширится до бесконечности и уж, по крайней мере, ничего не отразит с исчерпывающей полнотой. Ведь «черпать» полагается до той же «бесконечности».

 

Ситуация забавна.

Те, что признают «бесконечность» познания, подспудно выставляют себя «объявшими необъятное» – заглянувшими за все пределы и окончательно убедившимися в отсутствии каких бы то ни было «концов» у познавательной способности человека. И тем самым — достигшими абсолютного конца, полной и окончательной истины, как минимум, по одному важнейшему гносеологическому вопросу.

Это ж надо так всесторонне и исчерпывающе завершить «познание познания», чтобы так безапелляционно приписывать ему «бесконечность». Вот только продолжить здесь нечем! Не потому ли «Абсолютный Дух» Гегеля, провозглашаемый абсолютно бесконечным, стоит в качестве последней точки и создает полную иллюзию завершенности Гегелевской системы. «Круг замкнулся — круг дорисован! Все познаватели свободны!»

И наоборот, мыслители, признавшие нечто пределом познания, тем самым уже сделали шаг за край – уже абсолютно точно разузнали о «совершенно непознаваемом», как минимум, то, что оно есть, и оно «непроницаемо для нашего сознания».

Можно сказать, эти «ограничители» – тоже изрядные гордецы. Они так хорошо постигли «познающее», «познаваемое» и «бесконечность», что могут без тени сомнения заявить: «Познающий никогда не охватит познаваемого, ибо последнее – бесконечно, а первый (почему-то!) – нет2

Сверх того, сличая соседние страницы у представителей различных философских школ, можно обнаружить следующий парадокс: познание, ограниченное в каком-то одном отношении, – бесконечно в другом.

 

Подражая Кантовским «антиномиям чистого разума», «легко» обосновать как положительный, так и отрицательный ответ на вопрос о бесконечности познания.

Тезис: Если б познание в целом было бесконечно – его б не вместило наше сознание, мы б никогда не смогли завершить целостное восприятие бесконечной субстанции. Но наш опыт (в том числе данные рассуждения) свидетельствуют о том, что мы имеем какое-то представление о познании в целом. Следовательно, допущенное неверно. Представление о «познании в целом» без проблем помещается в нас, то есть оно – конечно.

Антитезис: Если б познание было конечным, то у него б имелся некий совершенно непознаваемый конец. То есть мы б про такой «конец» ничегошеньки не знали и всегда думали, что познание не имеет никаких концов. Но как только мы признали конечность познания – так тут же сделали «непостижимое» частично известным, то есть познанным нами. И так до бесконечности – «конец за концом», «конец за концом»… Признали — познали, признали — познали… Следовательно, познание, способное обнаруживать свою конечность – в потенции бесконечно.

Разумеется, эти «тезис и антитезис» - искусственная неразбериха. Однако с ее помощью можно довольно долго морочить самую светлую голову – лишь бы увлечь человека блужданьем по замкнутому кругу, лишь бы «гомо сапиенс» не заметил, что тезис и антитезис описывают далеко не одно и то же. Первый твердит о «наличии конца» у того, что завершено. Второй – об «отсутствия конца» у того, что продолжено.

В обоих случаях мерещится некая абсолютная бесконечность, каковую то признают «присутствующей» (присущей познанию), то объявляют «отсутствующей» (неприсущей). Но каждый раз предполагается, что она в принципе «возможна», – не проверяя так ли на самом деле.

Вместо проверки философы предпочитают сосредотачивать свое и наше внимание на чем-то ином – более комплексном. Например, на «бесконечности познания». Или как в антиномиях Кант – на «бесконечности пространства и времени».

Но разве ж соединение других категорий с «бесконечностью» порождает выше описанную проблему? Может быть, дело в «бесконечности самой по себе»?

Давайте же разберемся, насколько допустима сама «бесконечность», прежде, чем приписывать или не приписывать ее познанию, пространству, времени, душе и т. д.

 

И тут начинается самое странное. Есть мыслители, отрицающие бесконечность «всего и вся»3. Есть доказывающие невозможность явлений, способных существовать только в качестве «бесконечных». Есть отрицающие познаваемость «бесконечности». Есть уверенные, что «бесконечность» – лишь слово, за которым не стоит никакой «объективной реальности». И т.д. и т. п.

Причем схема всех выше описанных выводов приблизительно одинакова: «Мы знаем, какова настоящая — абсолютная бесконечность, поэтому и заявляем: тут – она, а там – не она!»

В то же время мне не доводилось слышать, чтоб кто-то сказал: «Существование бесконечности – лишь умозрительная иллюзия, неосуществляемое предчувствие. Ее нельзя ни знать, ни даже помыслить правильно».

Между тем, сам я считаю именно так.

 

Рассмотрю два основных способа представления бесконечности, на примере самых известных мне философских систем.

Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге» пишет: «Противоречием является уже то, что бесконечность должна слагаться из одних только конечных величин, а между тем это именно так»4. Правда, «основоположник» почему-то тут же опирается на Гегеля. Хоть тот представляет «бесконечность» совершенно иным способом: у него бесконечность, создаваемая путем сложения конечных величин, называется «дурной»5, а подлинно бесконечен лишь круг (точнее нерасчленимый круговорот Духа, познающего самого себя).

Ленин, начитавшись философов, попытался приспособить марксистскую модель бесконечности к «спекулятивному коловращению идей». Получилась «спираль»6! По форме – слабое подобие гегелевских кругов. По сути – все тот же ряд «конечных величин», идущих из ниоткуда в никуда (из «минус бесконечности» в «плюс бесконечность»).

Таким образом, одни мыслители представляют бесконечность разорванной линией, нескончаемой в обоих направлениях. А другие — кружением по замкнутой линии без явного начала или конца.

Разница велика, но главная ошибка одна и та же! Ни бесконечное сложение, ни бесконечное кружение не появятся от того, что Энгельс или Гегель произнесет магическую формулу «и так до бесконечности». Этим «сеансом магии» оба реально заканчивают.

Разумеется, наше собственное воображение может продолжить «дело» Великих, добавив энное количество «материальных частиц в спиральку» или наярив энное количество кружков по трассе, протоптанной Абсолютной Идеей. Но закончит и самое усердное воображение, утешая себя несбыточной надеждой на возможное продолжение «до бесконечности»: дескать, не вижу помех, кроме собственной «конечности».

Вот так «бренное», глядя на свой бесплодный конец, неистово повторяет: «Я вижу тебя, Бесконечность!» – Наивный самообман. Но какой эффективный и массовый! Сколько людей уверено, что умозрительные экзерсисы по отдалению конца дают нам наглядное представление о бесконечности. Меж тем, мы всего лишь выполнили несколько переходов от конечного поменьше к конечному побольше.

 

Бесконечность только кажется отрицанием всех и всяческих концов7, а, на самом деле, она отрицает их не больше «энного количества». Точнее отрицает ровно столько «концов», сколько раз люди обнаружили или помыслили отсутствие конца «здесь и теперь».

Ведь бесконечность и есть абстракция от «без конца», как «краснота» от «красного» цвета. Поэтому там, где конец реально отсутствует уместно сказать «бесконечно». К примеру, данная заметка еще не закончилась – и каждое новое слово будет не только ее продолжением, но отрицанием ее конца для всех, кому надоело меня читать. При желании именно вот это место можно расценивать как самое очевидное проявление бесконечности.

Применительно к таким ситуациям понятие «бесконечность» имеет реальное (зримое) содержание, причем довольно убогое. Но допускать, будто бы «бесконечность» заодно с мнимыми и пока отсутствующими концами отрицает и все реально существующие концы, – софизм типа «круглого квадрата» («законченная незаконченность»). Этакий «конец без конца», пригодный для игры воображения, но абсурдный для четкого мышления.

Когда В. С. Высоцкий поет: «…конец мой – еще не конец, конец – это чье-то начало»8, то чувства «бьются раненою птицей»9 между драматическими крайностями «конец» – «не конец». Но, когда философ выводит сухую формулу: КОНЕЦ = НЕ КОНЕЦ, он глумится даже над арифметикой, где «2» никогда не равняется «–2»10.

Однако доверчивый ум (обычно и ум самого философа) начинает метаться между правой и левой стороной уравнения: «конец = не конец», пытаясь вообразить, как такое возможно, вместо того, чтоб хладнокровно отбросить бессмысленное уравнивание противоположностей. Ведь противоположности эти придуманы, чтобы различать, а не сбивать с толку.

Упрямо твердя «И вновь без конца!» - ничегошеньки, кроме собственной пустопорожней болтовни, не продолжишь, ни одного реального «конца» не преодолеешь!

Гегель, критикуя дурную бесконечность, правильно объяснял: мы имеем дело не с бесконечностью, а с последовательно нарастающей конечностью. Жаль, что с «кругом» мудрец зациклился, как заправский идеалист, мечтающий обрести идеальное совершенство в несовершенном мире, а потому и пытающийся объявить хоть что-нибудь реальным воплощением сверхчувственной «Бесконечности».

 

Практически повсеместно (и в реальности, и теории) то же самое: ни малейших признаков чего-нибудь «абсолютно бесконечного». Нас не ослепляет беспредельная яркость звездного неба, не давит безмерная гравитация. Нигде не заметно абсолютной мудрости и Божественной благоустроенности мироздания11.

Для всех здравомыслящих: чего нет – того нет, отсутствие признаков наличия – есть верный признак отсутствия. Но у мистиков всех мастей — ровно наоборот: для них «недоказанность наличия» равнозначна «недоказанности отсутствия», а та в свою очередь – несомненное «бытие». Мол, если чего-то не видно, то именно оно и есть искомое сверхъестественное. Не может же Истинное Чудо не иметь ничего потаенного! А абсолютно потаенное – явный Источник всех чудес, то есть Господь Всемогущий!12

Только таким вот образом и протаскивается «непредставимое» в качестве существующего. Дескать, только мы (конечные существа) имеем дело исключительно с последовательно нарастающей конечностью, а Вселенная, или Бог, или что-то (кто-то) еще – как-нибудь да бесконечны. И мы лишь не можем понять, как такое возможно.

Подобной «сверхчувственной логике» очень способствует и то, что о началах и концах мира нам ничего доподлинно неизвестно. А все, чему не видно ни начала, ни конца, так и хочется называть «бесконечным». И веровать в «Бесконечность» под любым именем, сколь бы абсурдной она не казалась, с точки зрения человеческой логики.

Зато ведь она утешительна. На ней зиждутся упования на абсолютную силу и гармонию, надежды на вечную славу и личное бессмертие.

Что тут возразить?! И, главное, зачем? – Ведь любое, самое обоснованное возражение легко интерпретируется, как доказательство слабости ума возражающего, а не опровержение существования Абсолютно Непознаваемого.

Худо-бедно наличие конца проверяется «здесь и теперь». Но чем дальше в пространстве и времени искомый конец – тем расплывчатей результаты проверок. В неопределенной дали («где-то там и когда-то тогда») вообще ничего не проверишь, поскольку и «где-то» не найдено и «когда-то» не обнаружено. Меж тем, именно в области неведомого вьет свои гнезда богословская апологетика бесконечности – там нет угрозы опровержения. Жаждешь – верь, а не жаждешь – готовься к смерти, абсолютной и окончательной! Вот и не будем спорить о вещах, легко обозначаемых словами, но никак не усваиваемых умом.

Однако граждане, узревшие бесконечность в абсолютно непознаваемом, очень уж опрометчиво уверовали, что их незнание каким-то чудесным образом превратилось в «познание абсолютно неведомого». Их представление о «бесконечном» ничем не отличается от нашего – та же «частично и медленно прирастающая конечность».

Отсюда вывод: не можете знать – так и не знайте! Будьте хоть в этом последовательны. Абсолютно непостижимое достойно одного лишь молчания…

 

Вот так мы снова вернулись к «познанию» с твердым убеждением: в наших представлениях о бесконечности нет ничего, кроме поэтапного расширения «конечности». Имея подобные представления, познанию полагается оставаться «искусством возможного»13: пополнять пополняемое, а не уповать на постижение бесконечного, искать реальное «место для шага вперед»14, а не химерический «путь без конца».

Меж тем, продолженье возможно, пока не исчерпана человеческая любознательность, пока уместны оптимистические слова Канта «…нет опыта относительно абсолютной границы… всегда следует продвигаться к еще более отдаленному члену ряда»15

 

К счастью, нам неведомы границы человеческого познания. Однако не будем и хвастать, что познание наше беспредельно, подменяя собственное невежество оракульской проницательностью.

Даже само понятие «познание», как и любая философская категория, перестает казаться таким уж бесконечным, если соотнести его со всем словарным запасом. Уже ближайшая противоположность данного понятия ограничивает его, исключает из сферы его применения какую-то часть возможного содержания.

Так «познание» заканчивается там, где начинается terra incognito, или, согласно тому же Канту, «вещь-сама-по-себе», имеющая единственную точку соприкосновения с нашим «познанием».

И пусть мы не знаем, что именно скрывается за «неведомым» и скрывается ли вообще хоть что-то, зато ощущение «неизвестности» сковывает чрезмерную гордыню «познающего», сдерживают претензии на безошибочность и всезнание.

Далее – каждое понятие ограничивается не только его собственной противоположностью, но и всеми другими словами вообще. Познание, к примеру, не наслаждение, хотя и имеет с этим последним большую и приятную для мыслителя «площадь пересечения». Познание – не «слон», не «сытость» и т. д. и т. п. Даже основополагающие для всякого познания понятия – «пространство и время» намекают на некие исторические и геометрические границы, не преодоленные познанием или непреодолимые для него.

Агностицизм паразитирует именно на абсолютизации понятийных различий. Раз, мол, «реальность» и «познание» – такие разные, то в познании нет и не может быть ни капли реальности. «Чистый разум» примесей не приемлет. (Зато чистоту почему-то приемлет, и взаимосвязи иных категорий тоже…)

 

Естественно, познание человечества и, уж тем более, познание конкретного индивидуума ограничено гораздо больше понятийного «познания вообще». Хотя бы потому, что реальных вещей гораздо больше, чем слов во всех языках мира. К примеру, слон в Минском цирке гораздо дальше от моего познания, чем понятие «слон» от понятия «познание». (Возможно, и нет там никакого слона – откуда мне знать!)

Понятья, как полки в шкафу, – сами не наполняются. Завершил ли я свое математическое познание таблицей умножения или истощился в бесплодных попытках решить Великую теорему Ферма – нельзя узнать, изучая понятие «математическое познание». Вычислить, сколько моих ступней, могло бы уместиться во Вселенной, – нельзя, взирая на понятие «Вселенная».

Вместе с тем каждая постигнутая в понятиях истина есть частичное завершение познания. А заодно и опровержение абсолютной неисчерпаемости чего бы то ни было. Не так уж много у нас понятий, чтобы любой факт не разложить по полочкам!

Разумеется, не все «истина», что считается (кажется) таковым. Сложные истины зачастую оказываются неполноценными фальшивками. Но это никакой не повод отрицать существование «сложных истин».

Утверждение «Абсолютных истин не существует» само себя опровергает, претендуя на роль абсолютной истины. А всякий, отрицающий ту или иную истину, на личном опыте убеждается, что «критерий истины» не тайна за семью печатями. Это ж просто сверка «утверждений» с тем, что «есть на самом деле». И, если есть возможность сверить «все утверждаемое» с тем «про что это утверждается», то истина будет выявлена.

 

Если и есть нечто, отрицающее конкретные пределы познания, отсрочивающее абсолютный конец – так это наша собственная любознательность. Угаснет она – и человечество покатится в пучину интеллектуального разложения.

Перед лицом такого кошмара очень хочется уцепиться за манящее притяжение «незнаемого» и верить, что до конца познания еще далеко, что наша цивилизация еще не достигла вершины. Ну что ж – если иллюзорная бесконечность вдохновляет на научные подвиги, побуждает рваться за все пределы познания, то честь ей и хвала.

Если ж «холодный ум» все-таки лишает нас последних надежд на неистощимость познания, то он же подыскивает и последнее утешение: познание без конца – никогда б и ничем не закончилось. То есть всегда б оставалось бесплодным и скучным, как «вечный покой нирваны».